История одной любви. Окончание

— Если вы, Мария Егоровна, фактами докажете мне, что на вас нет следов побоев, мы извинимся и немедленно уйдем.

Установилась тишина. Напарник смотрел на сержанта как на бога. Машка застыла в ступоре.

— Товарищ сержант, вы много на себя берете. — Я понял, что терять нечего. — Ваше требование можно понять как приказ несовершеннолетней раздеться.

— Не согласен, о подобном речи не идет. — Улыбка Старомоева переросла в торжествующую усмешку. — Я прошу предоставить доказательства, а если их нет, то проследовать с нами. Ничего более.

На заднем плане тихо сходила с ума Хадя. Машка бурлила, но без толку — все, что ни придумается, будет не в нашу пользу. Вдруг ее лицо просветлело.

— А если мне нравится, когда меня бьют? — выпалила она. — Если я мазохистка, и сама прошу, чтобы меня били?

Хадя охнула, у новичка-полицейского заблестели глаза, сержант потер руки.

— Это меняет дело, — сообщил он. — Предлагаю провести следственный эксперимент. Если потерпевшая докажет, что действия, аналогичные тем, которые совершил ее брат, являются для нее приятными и желанными, обвинениям не останется места. Кто бы устоял перед соблазном и смог отказать такой красавице, если она попросит, правда же? Вы готовы доказать свои слова, Мария Егоровна? — Сержант потянулся за лежавшим на полу ремнем.

Ну и пройдоха. Будь я адвокатом, он бы у меня на годы загремел лес валить. Сержант видел нашу неподкованность в юридических вопросах, и его игра велась в одни ворота. По горло сытый угрозами от людей намного серьезнее нас, он ничего не боялся и, по-моему, искренне развлекался.

Ситуация патовая. Допустить такое с сестрой нельзя, но она сама себе хозяйка, и если решила отстаивать меня до последнего, остановит ее лишь конец света. И то ненадолго.

Если после всего, что с Машкой сотворил я, ее коснется хоть один удар, она заорет на весь город. Ей не сохранить улыбки, не построить на лице спокойствия или яростного блаженства, в общем, не сыграть роль, за которую берется. Для этого нужно много больше, чем просто желание. И главное: я не хочу, чтобы сестра открылась перед посторонним мужиком. Масляный взгляд, который на эту минуту видел уже достаточно, просто раздевал ее. Как же теперь понимаю Гаруна и его чувства к сестрам и тем, кто к ним пристает.

— Эксперимента не будет, — сказал я.

— Саня!

— Маша!

— Саня, плохая девочка совершила нехорошие поступки, за это ее нужно наказать.

Она яростно пыталась меня спасти. Побитая мной. Опозоренная. Конечно, побита Машка за то, что опозорила себя сама, но ситуация выглядела такой лишь для меня. С точки зрения Машки все обстояло с точностью до наоборот: ведущий развеселую жизнь лицемерный брат-ханжа применил силу, чтобы наказать более слабое существо за гораздо меньшие грешки. А кто из нас без греха? То есть, судьи — кто?!

Бросьте в меня камень, у кого в голове не водилось тараканов, периодически выбегавших за отвесную стенку морали. А ведь мораль, которой мы придерживаемся на словах, говорит: «Если твое око соблазняет тебя, то вынь его и отбрось» и «Кто смотрел на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Вот и спрашиваю: а судьи-то — кто? Чем я, взявшийся судить, лучше других? Возможно, я даже хуже. Я учу жизни других, а сам делаю по-другому.

Как же мне повезло с сестренкой. И как же ей не повезло с братом. Если отбросить частности, то она просто ангел. А смотреть всегда нужно в суть. «Друг познается в беде» — так утверждает народная мудрость. Это истинная правда, проверенная мною не раз. Добавлю: родственная любовь тоже проявляется лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Хочешь узнать, как к тебе относится человек — дождись смертельной угрозы (внимание, необходимая ремарка: опасно для жизни, самостоятельно не повторять, трюк исполняли профессиональные каскадеры).

Впрочем, иногда за любовь принимают корыстный интерес. Хорошо иметь такую сестру, которая любит меня просто за то, что я — вот такой, несносный, несправедливый, со всей кучей недостатками — есть на белом свете.

Я тоже готов ради нее на все. Если нужно — брошусь в драку с полицейскими, если они позволят себе нечто большее, чем слова. А могу и за слова. Когда терпение кончится.

Но терпение мое будет долгим. За спиной — Хадя.

Сердце разрывалось.

А Машка продолжала меня спасать. Но как бы ни хорохорилась, сестренке не выдержать настоящей порки. У меня, как брата, был сдерживающий фактор, поэтому организм перестраховывался с регулировкой мощности и бил в неполную силу, От сержанта, судя по предвкушающей физиономии, такого не дождешься. Просить — унизительно. К тому же Машка заявила, что ей нравится боль. Сержант непременно захочет сделать девушке приятно.

— Саня, это шанс, мы не можем его упустить. Правда, товарищ сержант? Или правильнее все же «господин сержант»?

Старомоев кивнул: