История одной любви. Окончание

— В любом случае это сыграет в вашу пользу. Мы же люди, все понимаем. Если идут навстречу нам, то и мы. А обращаться можете, как сочтете нужным, хоть по имени. Если что, меня зовут Прохор, а напарника — Антон. А поскольку мы вместе с вами сейчас ищем способ максимально законно обойти закон, то я и напарник как бы не при исполнении, прошу это учесть.

— Господин сержант. Прохор. — Соблазнительной походкой Машка прошествовала к полицейскому и остановилась впритык, едва не касаясь. — Можно меня снова накажет брат?

Устремленные книзу глазки мило моргнули, умоляющее выражение одновременно вышло завлекающим и немного заискивающим. Любой мужик на месте сержанта растаял бы и поплыл.

Прохор Старомоев оказался не любым.

— Это сведет на нет чистоту эксперимента. — Его губы растянулась в ласковой улыбке нациста, приглашавшего деток в газовую камеру. — Если вам, Мария Егоровна, нравится именно брат и радость приносят издевательства исключительно в его исполнении, то для Алексантия Егоровича и участвовавшей в качестве пособника подружки в уголовном кодексе имеется другая статья…

Что сделал бы Гарун, если бы так разводили его сестру?

О, как же все просто. Не нужно разговоров. Нужны действия. Поведение Гаруна — лакмусовая бумажка того, что должен сделать в таких случаях настоящий мужчина и каких поступков подсознательно ждет от меня Хадя. В результате она пострадает. Но иначе она потеряет ко мне уважение, я перестану быть в ее глазах мужчиной. Мужчина — тот, кто отвечает за своих женщин. Мадина должна была стать второй женой, но даже становясь второй, она знала, что муж не предаст ее, не отдаст на поругание.

На душе посветлело. Как только Машка, решившая любой ценой спасать меня от тюрьмы, возьмется за пояс халата, я прыгну на сержанта. Пусть забирают на нападение, а там разберемся. Я поступлю как мужчина.

Игравший в соблазнение и, в то же время, испуганный взгляд сестренки вдруг обрел осмысленность:

— Прохор… Господин полицейский, вы же разрешили к себе так обращаться?

— И, кстати, можно на ты.

Я напрягся. На сжатых кулаках проступили готовые к удару косточки. Чего еще удумала, негодница? Несомненно, снова какую-то пакость.

Нет, халат остался на месте. Все взгляды ошалело пронаблюдали, как сестренка взяла телефон, экран вспыхнул, пальцы полезли в меню.

— Прохор, пару минут назад ты сказал: если Мария Егоровна фактами докажет, что на ней нет следов побоев, вы извинитесь и уйдете. — Машка, по-детски упомянувшая о себе в третьем лице, сунула экран под нос сержанта. — У Марии Егоровны есть доказательства. Фотографии сделаны сегодня, внизу автоматически проставлялись дата и время, а в электронном виде можно увидеть остальные данные и подтвердить, что фотошопом не пользовались. Смотрите, это утро, мы мило беседуем с братом, на которого вы так ополчились. Я счастлива. Как думаете, была бы я такой, если бы он меня бил и надо мной издевался? — Вопрос был риторический, Машка продолжила листать и комментировать. — Это мы с братом в городе. А это вы с другим напарником.

Бровь сержанта поползла вверх:

— Когда успела?

— Вы с Санькой беседовали, я разговаривала по телефону и заодно щелкнула вас и все, что вокруг. Смотрим дальше. Мы с Санькой ходим по магазинам. Далее Саньки нет, потому что ко мне приехал парень. Это он. А это мы с ним.

Лицо сестры налилось краской, но она не сводила глаз с полицейского, пока тот рассматривал подробности.

— Место знакомое, — хмыкнул сержант. — Там же, да?

— Ничего другого мы не нашли, везде полно любопытных. Не город, а проходной двор. Этот закуток за свалкой деревянных поддонов я присмотрела, пока вы говорили с братом, выше была фотография этого прохода между штабелей. Если бы Санька не спешил с моим воспитанием, а сначала осмотрелся и выбрал местечко поуединеннее, фиг бы вас кто вызвал.

Сержант вгляделся в последний снимок.

— Приблизь. Я про лицо. Твой парень, говоришь? А это, случайно, не он сломя голову несся со двора, когда мы подъезжали?

— Он. Так получилось, что брат нас застукал. Господин сержант… Прохор… Только одна я во всем виновата. Если нужно кого-то арестовать, то арестуй меня.

— Я бы с удовольствием, но тебя не за что. Ты потерпевшая.

— Нет! — Машка замотала головой. — Я подставила брата своим поведением, значит, для закона потерпевший — он! Но это неважно, ведь нужно предъявить отсутствие следов? — Она пролистала в конец папки. — Последним кадрам меньше получаса, и вот, пожалуйста, никаких следов. Правда ведь, очень хорошо видно: ни-ка-ких!

На ее щеках можно было кипятить чай, однако дерзкий взгляд продолжал жечь полицейского.

Он задумчиво покусал губы.

— Значит, вот за что братец решил ремнем воспитать. Маша, я понимаю тебя, но теперь еще больше понимаю его. У меня тоже есть сестра. И у Антона есть. И не одна.

Напарник сержанта, молча заглядывавший тому через плечо, кивнул.

Дело, казавшееся проигранным, покачалось на краю пропасти и медленно поползло обратно. Я затаил дыхание. Готовые к последнему броску мышцы расслабились, в мысли вернулось выброшенное за ненадобностью понятие будущего.