История одной поездки

Наши друзья заняли купе в плацкартном вагоне, разбитом до такой степени, что вместо раздражения это вызывало некоторое даже умиление. Кроме них, в вагон набилось еще человек семьдесят, в большинстве своем вышеупомянутые базарные женщины.

Конечно же, несколько из них сразу же попробовали устроить скандал; уперевшись кулаками в необъятные бедра, они объясняли что-то вроде того, что одно купе всего на семь человек — это явное излишество.

Однако тут в дело вступил Фил, преобразившийся при столь близком приближении к Китаю, что-то хищническое появилось в его движениях и манере говорить, впрочем, то же показалось и в остальных.

Он встал и, мило улыбнувшись, полуобнял одну из них за монументальное плечо: Но позвольте, любезнейшая… — за каких-нибудь пять минут ему удалось настолько всех запутать, что они отстали, непривычно лишив себя удовольствия громкого скандала.

Толстушка раздала всем пустые бланки справок о негативной реакции на СПИД. Отчего-то в Китай без нее въехать нельзя, то есть, разумеется, можно, но сдавать кровь в местном медпункте, где пользуют немытым шприцем, может только беззаветно храбрый человек, а совать десять долларов санитарному инспектору, причем делать это надо через переводчицу, отведя его в темный уголок, суетно и накладно.

Уже в одном лишь движении поезда угадывалось приближение Поднебесной; нету, господа, нету и быть не может на свете другой страны, где на двадцать километров железной дороги тратилось бы по три, а то и больше часа.

И вот, едва только мимо протащилась вспаханная нейтральная полоса, как сразу же показалась другая страна: безжизненные сопки сменились кусочками огороженной земли. Посреди них уродливо косились глинобитные лачуги, смахивающие на общественные уборные средней руки, лишенные, впрочем, отопления и канализации. Невозможно понять, как умещаются в них по два десятка человек, от пятидесятилетних стариков (возраст, по здешним меркам, весьма и весьма преклонный) до стайки грязных ребятишек.

Еще переезд через границу чувствовался по огромным кучам цветастого мусора, валявшимся вдоль полотна, почему-то убирать его необходимым не считалось, и Игорь каждый раз, проезжая, отмечал их новое нарастание.

— В хорошей мы все-таки живем стране, — высказал общее Буба.

— Ага, — ответил Леша, — каждый раз домой приезжаю, нарадоваться не могу: чистота, дороги — отличные, в квартире — горячая вода, унитаз журчит… Европа.

— Да, не с теми мы себя сравниваем, — вступила в разговор Вика, предвкушающе поглядывая на Олега, — кстати, ребята, на вокзале ничего не покупайте и не меняйте и баксы подальше спрячьте.

— Да уж, знаем, — бросил кто-то, и ленивая беседа замерла.

Вокзал оглушил толпой, криками и давкой.

— Колефана, откуда плиехала? — раздались звуки привычного коверканья родного языка.

— Доллалы, юани поменять?!

— Колефана, колефана, сто надаа?!

Приняв суровый вид, они проталкивались сквозь толпу, ведомые переводчиком, оказавшейся их старой знакомой — Ларисой, то есть звали ее, разумеется, не так, но, зная труднодоступность своих имен для неповоротливых славянских языков, китайцы подбирают себе созвучные русские.

— Привет, Лариса, — поздоровался Игорь.

— Здластвуйте, лебята, — радостно заулыбалась она, — товалы холосо плодали?

Автобус, конечно же, оказался местным, лишенным рессор, да и вообще на редкость неудобным, рассчитанным на маленьких и стройных китайцев, а вовсе не на мощные русские седалища, но это для наших хищно-сухощавых друзей было вполне еще терпимым (видели бы вы, как в него запихивают свои огромные задницы украинские челночницы. Незабываемое зрелище), а вот нехилый разворот плеч и длинные ноги девать было решительно некуда.

В автобусе, отделившем их мутными стеклами от яростной толпы продававших, покупавших и менявших, от ярких куч мусора, стало наконец поспокойней, и Фил немедля начал атаку на Ларису.

— Ларис, а в какую гостиницу?

— В Синьхуа.

— А склад там есть?

— Есть. Я знаю, вам самое главное — склад, — заулыбалась она снова, — холосый, больсой склад есть.

Наши друзья были челноками крупными, их закупки и думать было нечего запихать в номер.

— Синьхуа, Синьхуа… мужики, это тот, что ли, на площади?

— Да, да, на плосяди.

— Угу, там приличный скла… ой ее… — автобус рухнул в громадную яму, и Фил звонко клацнул зубами.

— Твою мать, столько бабок сюда возим; они бы хоть дорогу от вокзала сделали, суки… — здесь я сочту за лучшее прервать гневный монолог Фила: он очень больно прикусил язык.

Они оглядывались по сторонам, заново привыкая к непривычного вида домам, к вывескам с невнятными каракулями, имеющими отдаленное родство с кириллицей, к многолюдной толпе, к жуткого вида хибарам.

— Ты смотри: опять новый дом, — ткнул пальцем в окно Буба.

— Точно, как на дрожжах — месяц назад не было.