Читаем История одной семьи полностью

Повторяю, Анна Николаевна окончила лишь гимназию, но второго, настолько же грамотного, как она, человека, я встретила, только когда познакомилась со своим мужем. Работала она в Госбанке корректором, и не было в русском языке правила, которого бы она не знала. Она была чопорной строгой дамой, но с нами, детьми, управлялась очень легко. Придя с работы, она подзывала кого-нибудь из нас и говорила: «Риммочка (или Женя, или Гена), вынеси, пожалуйста, мусорное ведро, а потом зайди ко мне в комнату». Мы никогда не смели ослушаться её, тем более, что знали: в её комнате нас ждёт не просто конфета, пирожное или какое-то другое угощение, но и задушевная беседа на интересующую нас тему.

Тётя Аня была страстная театралка. Она и меня с ранних лет приохотила к театру. У неё была приятельница Елизавета Васильевна, они вместе работали и чаще всего вместе ходили в театр, когда же вдруг у них на руках уже были билеты, а Елизавета заболевала, то вместо неё с тётей Аней шла я. Денег за этот билет (как мама ни настаивала), они никогда не брали, объясняя, что билет всё равно пропал бы. Иногда по какой-то причине Елизавета Васильевна не хотела идти на тот или иной спектакль, и тётя Аня всё равно покупала два билета, а её спутницей снова была я. И опять она не разрешала маме оплачивать билет: «Это я не захотела пойти в театр одна, при чём тут Вы?»

Ходила она чаще всего (и я с нею) во МХАТ, реже – в Малый, ещё реже – в Большой. Со всеми этими театрами познакомила меня именно Анна Николаевна. О, как я любила эти наши «культпоходы»! Перед каждым «походом» тётя Аня сообщала мне, на что именно мы идём, и советовала по возможности ознакомиться с пьесой или с произведением. Так, благодаря ей, я довольно рано прочитала «Анну Каренину»: мы шли на Тарасову!

Возвращаясь домой после спектакля (обязательно на такси), мы пили в комнате Анны Николаевны кофе с чем-нибудь вкусненьким (тут и моя мама была часто кстати: «А я вам, театралки, пирожок испекла!») и обсуждали просмотренное. Тётя Аня говорила о содержании пьесы, об игре актёров, о работе режиссёра, а я была на седьмом небе: она говорила со мной, как с равной.

Тётя Аня очень интересовалась нашими успехами в школе, после каждой контрольной, сочинения мы должны были рассказывать ей об оценках, причём не обязательно дожидаясь её возвращения с работы – мы должны были звонить ей и докладывать. Если отметки были хорошими, она нас хвалила, а плохие в старших классах были у нас с Женькой редкостью, но, если случалась хотя бы даже четвёрка или, не дай бог, тройка, тётя Аня огорчалась: «Ладно, дома поговорим», – и вечером происходил подробный разбор неудачи.

* * *

Так случилось, что тётю Аню хоронить пришлось мне (конечно же, гораздо позднее). Я с ней всё время поддерживала телефонную связь, иногда мы с Лёвой заходили к ней «на пирожок» (а пироги у неё были отменные!). Однажды, уже в конце 70-х, она спросила меня, не смогу ли я делать ей уборку в квартире в её очередь. Я согласилась. В квартире уже к тому времени проживали три старушки, так что каждая третья неделя приходилась на тётю Аню. Я приезжала и убирала места общего пользования и немножко в её комнате. В какой-то момент она попросила меня, когда я к ней приезжаю, купить ей что-нибудь из продуктов.

Потом она стала всё больше стареть, слабеть, дряхлеть, и я уже приезжала к ней не 1 раз в 3 недели, а сначала каждую неделю, потом 2 раза в неделю, потом через день, а потом она уже не могла обходиться без меня, и я после работы сначала ехала к ней, обслуживала её, как могла, а потом отправлялась домой. В это время мне на помощь пришла моя подружка Леночка Лапина, и сначала мы ездили к тёте Ане по очереди через день, а потом и каждый день: утром – Леночка, а к вечеру, после работы – я. Тётя Анечка очень тяжело отпускала меня домой: «Останься со мной», – просила она меня. Я ей объясняла, что не могу, что дома меня ждут дети и муж, но она всё равно огорчалась. Потом тётя Аня стала просить меня: «Возьми меня к себе, я скоро умру…»

Потом мне стали жаловаться соседи, что она, когда остаётся одна, кричит, кричит даже по ночам. Я решила устроить её в больницу. Вызвала «Скорую помощь» и уговорила их отвезти тётю Аню к нам в Бабушкин, в 20-ю больницу. Там она и умерла. В день смерти она попросила сестру позвонить мне, назвав меня своей племянницей, и попросить меня обязательно прийти к ней. Я объяснила сестре, что бываю у тёти Ани каждый день и сегодня тоже буду, но, когда я пришла, тёти Ани уже не было на этом свете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии