Она всегда меня, мягко говоря, недолюбливала, а тут повела себя вообще странно. «Здравствуйте, Мария Григорьевна! – сказала я ей. – Как вы себя чувствуете?» Наклонилась и поцеловала её. «А вы кто такая? – спросила меня свекровь. – Разве мы с вами знакомы?» – «Я Римма, жена вашего сына, ваша невестка», – ответила я. «У моего сына нет жены», – заявила свекровь. Я чувствовала себя дура дурой. «А внуки у вас есть?» – спросила я. «Да, внуки у меня есть, Митя и Гриша. Гриша недавно приезжал к нам на зимние каникулы. Он учится в институте». – «А я – их мать», – сказала я. «Нет у них никакой матери, – заявила она и вдруг, как бы спохватившись, вскричала: «Римма! Это ты?! Что это я! Совсем дура старая с ума сошла…»
Дальше она вела себя по-прежнему странно, сделала вид, что она не в больнице, а у себя дома. «Что это Иван совсем с ума сошёл, столько постояльцев в дом пустил!?» – вскричала она. На улице был февраль. «Разве вы когда-нибудь пускали в свой дом постояльцев»? – спросила я. «Нет, никогда, – заявила она, – это он воспользовался тем, что меня положили в больницу». И дальше несла такую чушь, что все остальные больные в палате сочли её за сумасшедшую и сказали мне, что они её боятся и чтоб я всё время была с ней. Она ела только с ложки, правда, с аппетитом, и ходила под себя. Мне было очень неудобно перед другими больными, но что я могла поделать? Я осталась с ней, убирала за ней, меняла ей постель, кормила её. Но меня-то никто в больнице не кормил. Я начала отпрашиваться ненадолго у больных, чтоб сбегать в город, домой, поесть, принять душ, принести с собой какие-нибудь тряпки для ухода за свекровью. Больные отпускали меня, но всегда очень просили, «чтоб ненадолго». Я и ночевала рядом с нею, втаскивая из коридора кресло, а утром снова его вытаскивая. Так я провела в больнице недели две, дело пошло к выписке, и я вызвала Лёву из Москвы. Вдвоём с 86-летним Иваном Дмитриевичем мы вряд ли справились бы.
Лёва приехал, мы привезли матушку домой, где она вдруг перестала играть дурочку, и, когда я Ивану Дмитриевичу сказала, что она ходит под себя, заявила, что я всё выдумала и наговариваю на неё. И правда, дома она начала исправно ходить в туалет, причём самостоятельно.
Мы пробыли там ещё недельку – другую и вернулись в Москву. Это было примерно в середине марта. Я узнала, что Даньку отдали в детсад или ясли, поскольку ему только что, 24 февраля, исполнилось 2 года. Ясли располагались почему-то по адресу самых старших Мукасеев, на Комсомольском проспекте. Пробыл он там недолго. В середине апреля приехала его мать Ира Муравьёва-Моисеенко и бросилась в ножки. Оказывается, Данила в этих яслях совершенно завшивел, и ей пришлось обрить его наголо. Ира просила меня снова взять Данилу к себе. Я недолго ломалась, наша Лена Лапина поставила Ирине какие-то условия, о которых я и не помню, а я решила, что уеду с Данилой на лето на Смоленщину. Что и сделала.
Какое это было замечательное лето, как, впрочем, и все остальные, проведённые там! Данила был прелестным ребёнком: белокурый кудрявый мальчик с тёмными глазами. Очень приветливый и без всяких «детских» комплексов: он хорошо ел, слушался, очень быстро познакомился со всеми окружающими нас соседками, изучил их имена, и, когда мы шли за водой, а вода там была далеко, он всех приветствовал: «Здравствуй, баба Нина. Здравствуй, баба Тася» и т. д. Нас с ним там все полюбили, и, когда на огороде (а у нас никакого огорода в том году не было) что-то стало появляться, нам обязательно от соседей что-то стало перепадать: то морковка, то огурчик, то ещё что-нибудь ценное. В конце концов, я стала советовать Даниле брать с собой ведёрко или какую-нибудь корзиночку, потому что он уже не удерживал в ручонках преподносимых гостинцев.
Рядом с нашим домом, буквально в нескольких шагах, под небольшой горкой протекал Днепр, где мы регулярно мылись, стирались, полоскались и купались. Однажды перед обедом мы спустились к Днепру ополоснуться, вдруг к берегу пристали в лодке какие-то незнакомые рыбаки. Данила кинулся к ним: «Вы рыбаки? А что поймали?» Рыбаки познакомились с ним и подарили нам 2–3 только что выловленные рыбки. Они были нам на ужин. Очень вкусно!
По выходным дням к нам с Данилой кто-нибудь приезжал из Москвы. Конечно, чаще всего Лёва, часто – Наталья и Лена (она тогда ещё была на ногах) тоже приезжала. Привозили нам продукты (тогда в сельском магазине в соседней деревне Бизюкове продавался только очень невкусный чёрный хлеб, который местные жители покупали в основном для своей скотины, и им очень не нравилось, что и мы претендуем на этот хлеб, хотя мы и покупали его не больше буханки в неделю. А ещё продавались какие-то толстые чёрные макароны, коих мы вообще никогда не брали, ибо основное пропитание нам привозилось из Москвы.