С этих пор я стала ездить на Ленинский проспект ежедневно, как на работу. Первый раз сама искупала Машеньку, потом начала с ней гулять. Матери её гулять с девочкой было «скучно», и вторая Машенькина бабушка, Алла Георгиевна, была на её стороне. Она сказала, что никогда не гуляла со своими маленькими детьми, – это делал её муж. А я гуляла. Я одевала девочку, укладывала её в коляску и уходила с ней в парк при городском Дворце пионеров, это рядом с их домом. Гуляла с девочкой по 3–4 часа, подмышку засовывала бутылочку с водичкой – тогда ещё не было никаких прибамбасов, как сейчас: ни термосочков, ни чего-либо подобного. По мере надобности поила внучку водичкой, а потом, когда она чуть подросла, из другой подмышки доставала ей и бутылочку с питанием.
Магду, когда Маша родилась, мы поначалу взяли к себе, но очень скоро Ирина вытребовала её назад, и я и Магду брала с собой на прогулку. Чудно мы проводили время втроём! Лёва купил мне маленький приёмничек, и я слушала его, пока девочка спала, а Магда гуляла. Магда всегда была рядом, не отходила ни на шаг, но, если вдруг девочка начинала плакать и мне приходилось вынимать её из коляски и успокаивать на руках, тут Магда вела себя по-другому. Я возьму Машу на руки и начинаю ходить с ней, успокаивая. Бывало, что удалялась на какое-то расстояние от коляски. Магда оглянется на коляску раз, оглянется два, а потом идёт к ней и сидит около: а вдруг сопрут!? И ждёт, пока мы не вернёмся.
По возвращении домой мы находили нашу маму в компании друзей и подруг, они мило беседовали, пили кофе и, по-моему, не только кофе.
Я забыла сказать, что по дороге из дома к моей внучке я заезжала по пути в магазин на площади Ногина (теперь «Китай-город»). Там моя школьная подружка Света нашла магазин, который назывался «Золотой петушок». Тогда (шёл 1990 г.) магазины в Москве были вообще пустыми, иногда в некоторых из них по случаю можно было купить пачку соли – и всё! А Света моя была очень предприимчивой особой. Не имея Интернета (тогда о нём никто и не слышал), она садилась к телефону с большой телефонной книгой и обзванивала магазины все подряд. Так она наткнулась на этого «Золотого петушка». Конечно, он был более чем популярен, и народу там была тьма-тьмущая. Света ехала туда рано-ранёшенько, занимала очередь, а мне велела приезжать к открытию магазина. В итоге более получаса я никогда не стояла в очереди. Там продавались разные разности из кур, начиная с «ножек Буша». Мы со Светой отоваривались как следует. Я покупала на две семьи, на свою и Митину, и разъезжались по домам: она к себе в Выхино, я – на Ленинский проспект к внучке.
Привезя продукты, я свои пристраивала как-нибудь в холодильник, а Ирине отдавала её долю и просила что-нибудь приготовить. Так вот, придя с прогулки, я видела неразобранную сумку с их продуктами на том же месте, где оставила, – и на плите ничего не варилось и не жарилось. Я раздевала девочку, шла в ванную и, если видела там замоченные пелёнки, стирала их. Потом Алла Георгиевна запретила дочке замачивать пелёнки и даже оставлять их в ванной комнате. Ирина начала их складывать под Машкину кроватку, под своей у неё скапливалось их бельё.
Однажды, приехав к внучке, я увидела такую картину: Ирина обрадовалась мне и начала быстро одевать девочку на прогулку. Не найдя в шкафу ни одной чистой пелёнки (её мать к тому времени запретила мне стирать их, заявляя, что это – «их дело»), Ирина полезла под кроватку и начала выбирать там более или менее сухую пелёнку. Я чуть с ума не сошла от изумления, отвращения и жалости к девочке. С тех пор я каждый день начала собирать использованное девочкино бельё, увозила его к себе домой, вечером стирала, утром гладила и приезжала на Ленинский проспект с тремя сумками: с бельишком и продуктами. Конечно, мы со Светой не каждый день ездили в этот пресловутый «Золотой петушок», а примерно раз в неделю.
Так вот и жили. Слава Богу, здоровьишка мне тогда хватало, а радость от общения с внучкой не давала мне возможности уставать чрезмерно.
Митя тогда был на 2-м году аспирантуры в ФИАНе, который располагался как раз напротив их дома. Но скоро я стала замечать, что Митя начал манкировать учёбой: даже если я приезжала к ним из магазина (а это часов в 10, а то и в половине 11-го), он ещё был дома. Уходил в институт не раньше 11. Вскоре Ирина начала мне давать на прогулку ключи от квартиры: «на всякий случай». Возвращаясь с прогулки, мы частенько стали не заставать «нашей мамы» дома, а находили только записку от неё: «Римма Владимировна, мы с Митей решили немножко погулять, а вы дождитесь мою маму, оставьте с ней Машу и поезжайте домой». И эти «прогулки» стали настолько регулярными, что вскоре Мите было предложено оставить аспирантуру. Встал вопрос о его занятости.