История одной семьи

Я снова встретилась с Микеле только в день похорон, который запомнился мне скорее как праздник, охвативший весь наш район. Оркестр исполнял Ave Maria Шуберта, следом шла толпа женщин в черном; лица закрыты кружевными вуалями. Мужчины надели воскресные костюмы, и даже дети выглядели нарядными. Гроб несли трое старших сыновей и племянник Бескровного. С окаменевшим лицом Микеле шагал позади Танка: черный костюм, белая рубашка, черный галстук. Следом звенел эхом цокот копыт по булыжникам. Четыре белых коня, красивых и сильных, как молодой Бескровный; на спинах у лошадей — четверо детей во взрослой одежде. До Рождества оставалось три дня, но даже сильный северо-западный ветер мистраль не мог выбить ни волоска из прически вдовы Бескровного. Она держала за руки близнецов, и под распахнутым черным пальто сияли золотое ожерелье и перламутровая брошь на груди. Базилика была переполнена, двое служек полосовали воздух кропилами. Гроб установили перед алтарем в окружении хризантем и ваз с синими агапантусами.

Появился священник с восковым лицом; глаза у него были невыразительными и тусклыми, а голос дрожал. Я вспомнила, как бабушка Антониетта настойчиво призывала меня исповедаться в грехах, иначе дьяволы придут, заберут меня и будут истязать: насадят на вертел, бросят в огонь, а потом отправят в ад. «Мадонна, ты даже не представляешь, как ужасен ад», — говорила она, непрерывно крестясь. И теперь я ощущала себя там, в месте, очень близком к аду. Десять молитв «Аве Мария», пара десятков «Отче наш» и «Сокрушение о грехах», сопровождаемые ударами кулаком в грудь, — так бабушка избавляла меня от грехов. Но как избавиться от греха любви не к тому человеку? «Господи Боже, прости меня, потому что я не хочу каяться. Я не верю в ад, и я не верю в Тебя. Если Ты действительно существуешь, порази меня молнией, накажи, но не отворачивайся от меня».

Священник начал проповедь с выражением глубокой печали на лице. Он вставлял в речь много диалектных слов и склонял голову направо, когда добирался до конца каждого предложения. Вдова подносила платок к сухим глазам каждый раз, когда священник называл очередную добродетель ее покойного мужа.

— У этого дона лицо как задница, — буркнул мой отец, когда священник назвал усопшего добрым христианином.

Папа не отказался присутствовать на похоронах, не мог их пропустить. Думаю, это была жалкая пародия на месть. Мама жестом велела ему замолчать: здесь не то место, где позволено отпускать такие замечания. Время от времени Танк обнимал мать за плечи одной рукой. Его габариты все еще удивляли меня, хотя и не так, как в детстве, когда я увидела старшего сына Бескровных в первый раз. Он был огромен — высокий, большие ступни, мощные ноги, мускулистые широкие грудь и плечи, — однако сложен далеко не так гармонично, как Микеле. Я могла видеть Танка только в профиль и пыталась заметить влажный блеск слез в глазах, но в его взгляде была только спокойная сила, уверенность в каждом жесте. На гробе стояла фотография Бескровного: на несколько лет моложе, лицо благообразное, горделивая улыбка, грудь выпячена, словно броня. Я подумала о том времени, когда папа называл его «дон Никола». После смерти Винченцо Бескровный-старший стал для него просто «гребаным засранцем».

3

Два следующих дня в дом Бескровных тянулась вереница женщин. Моя мама тоже пошла и настояла, чтобы я сопровождала ее. Похожие на вату волосы вдовы были уложены так же, как в день похорон. Тщательный макияж; серебряные приборы и хрустальные бокалы на столе; близнецы всегда рядом с матерью. Но я не могла отвести глаз от ее сухих морщинистых рук: казалось, что только над этой частью ее тела поработало время, а все остальное, как по волшебству, осталось нетронутым, сделав эту женщину заложницей молодости. С нами были тетушка Наннина, тетушка Анджелина, ведьма и Цезира — наша местная компания кумушек. Пока женщины говорили о том о сем, вдова вдруг предстала перед нами дивой, живущей инкогнито: она принялась рассказывать о своей юности, о путешествиях с мужем, о том, как он привез ее в Рим, чтобы посмотреть на съемки фильма, где суетились члены съемочной группы и актеры, одетые как древние римляне. Она много жестикулировала, а все сидели и слушали ее с открытыми ртами. Затем, как будто ничего не произошло, вдова взмахнула рукой перед лицом и наконец вернулась к реальности.

— Я сделаю вам кофе, — предложила она, улыбаясь, и медленно прошлась по кухне, открывая дверцы шкафов и вытаскивая печенье.

Через два дня вереница гостей иссякла, и все забыли о Бескровном. Все, кроме меня и моего отца.