Читаем История одной семьи полностью

Я и сам с наслаждением встретился бы с Сусанной. Мама пишет о ней восторженные письма. Ты — тоже. Но вообще я думаю — вы все славные ребята. Это очень хорошо и важно!

Я тут навожу справки о своих земляках — твоих соучениках. Пока не могу похвастать успехами, но надежды не теряю. Жаль, что мои сожители почти все старые, больше всего занятые своими болезнями и почти все из одного места, но буду продолжать.

Дожевал, наконец, Историю Украины на украинском языке и могу сейчас перейти на нормальное чтение. Попробую последовать твоему совету перечитать Пушкина. Вся беда в моей нетерпимости. Не умею отделять форму произведения от той «линии», которую гнёт писатель, и читая сейчас какое-нибудь произведение, написанное много лет назад, я невольно сужу о нём по его теперешней «стоимости». Это, конечно, неправильно, но отвыкнуть не могу.

Кстати о поэтах. Мама прислала мне прямо прелестное стихотворение молодой поэтессы М.У. Оно начинается словами: «Вот уже 17 лет я хожу влюблённая». Очень хорошая, на мой вкус, штучка.

Конечно, очень плохо, что ты так мало успела узнать своих родителей. Но что, кроме всяких приключений, да и то не всех, можно было рассказать молоденькой девочке-школьнице? Опять приходится отложить разговор по душам до нашей встречи. Я не меньше твоего хочу узнать свою дочку.

Насчёт благоразумия моей поездки к тебе ты не беспокойся. Ты и сама не очень благоразумна, и я тебя за это очень люблю.

Всё ещё будет прекрасно. Это я не в порядке утешения. Я твёрдо верю в это. И прекрасное будущее, возможно, не так уж далеко.

Иринка пишет редко. Возможно, это у неё наследственное по отцовской линии. Получил из Москвы письмо от бабушки. Они обе едут или уже выехали к маме. Теперь я жду от них подробного отчета о поездке. Ирина проведет летний отпуск у бабушки.

Целую тебя крепко, крепко. Береги здоровье, дорогая — оно нужно не только тебе. Твой папа.


14.7.55

Здравствуй, доченька дорогая!

Я на пару дней задержал посылку очередного послания, потому что ждал обещанного Ириной отчёта об её поездке к маме и надеялся сообщить тебе последние данные о ней и, может быть, о ваших общих подругах. Ирина из Потьмы прислала телеграмму, что письмо послано авиапочтой. Но его всё нет.

Я совершенно готов выехать к тебе в любую минуту, как только придёт решение Москвы. Денег на дорогу у меня сейчас совершенно достаточно. На этот раз я принял меры против всяких неожиданностей — внёс в сберкассу пятьсот рублей и чувствую себя настоящим капиталистом. Я даже думаю, что это к лучшему, что ответ из Москвы несколько задерживается — чем позже — тем лучше. Значит, ответ будет благоприятный, так как обстановка заметно улучшается.

Время я провожу по-прежнему: читаю, гуляю и даже, чтобы предстать перед тобой во всей красе, начал лечиться. Мне, оказывается, не только не вредно, но даже полезно было бы водку пить, так как у меня пониженное давление. Радикальное лечение придётся отложить на будущее, когда я начну зарабатывать. Но уважение моё к медицине всё не повышается.

Поэзию пришлось опять отложить — мне попалась любопытная книга, «Занимательная геохимия» покойного академика Ферсмана. Книжка издана посмертно, на основании материалов, подобранных для этого самим Ферсманом и дополненных другими. Плохо, по-моему, издана, несколько путано, и есть много недоговорённого и даже противоречивого. Но я читал её взасос. Не сердись, Маёчек, это всё же много интереснее любых стихов. Я читал книгу, как поэму. Встретится — почитай и ты, советую.

Одолел я также «Историю Украины». Безобразная книга, но — поучительная. Мне пришёл в голову такой вопрос: может ли вообще человек правильно понимать историю, если он не прошел той «высшей» школы, которую мы с тобой прошли и проходим. Сомневаюсь!

Как много мне стало понятно сейчас, чего я раньше понять не мог. Мне, например, непонятно было, как несколько сот «варягов» могли так комфортабельно устроиться в громадной стране, где и дорог-то никаких не было, и грабить огромный народ, разбросанный на огромном пространстве, среди непроходимых лесов и болот. Только, когда я прибыл в Джезказган и познакомился с бригадирами, контролёрами и проч., я постиг механику этого дела.

Постиг я также ценность утверждений о райской жизни первобытного общества, когда у людей фактически ничего не было, и это «ничего» принадлежало всем. Не сердись, доченька, что я отнимаю у тебя время пустяками — другого у меня сейчас нет.

Я все еще сгораю от любопытства узнать тему твоей диссертация на экзаменах. Жму руку твоим соученицам и целую тебя крепко. Твой папа.


14.7.55

Доченька!

Сегодня отправил тебе письмо и только что получил твоё от 3.7 с переводом стихотворений Леси Украинки и других[160]. В своём письме я упомянул о книге академика Ферсмана и сделал по этому поводу довольно плоское замечание о преимуществах научно-популярной литературы перед поэзией. Мне сейчас вдруг пришла мысль в голову, что ты можешь подумать, что я это писал после того, как прочёл твои стихотворения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное