История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

Но не успела она положить голову на подушку и закрыть глаза, как увидела, что к самому ее изголовью наклонилась Мымра и разбудила ее словами: «Вставай, можно ль так спать, как лагерный пожарник: сутки на одном боку». «Я не сплю!» — встрепенулась Надя и вскочила с кровати. «Иди же скорее, он ждет тебя!» — И пошла к двери. Надя кинулась следом, но Мымра уже успела скрыться. Она со всей силы налегла плечом на дверь и отворила ее наружу. Оттуда вихрем полетели ей в лицо легкие пушистые снежинки. «Куда же она ушла?» — подумала Надя, боязливо озираясь по сторонам, не встретить бы опера Горохова. Она знала и чувствовала, что он где-то поблизости караулит Клондайка. Она осторожно ступила в снег и пошла вперед. «Где же я найду его? Если крикнуть?» Но побоялась. Она подняла голову, увидела, что стоит под вышкой, и догадалась, что он ждет ее именно там, на вышке. «Почему он там? Ведь я теперь имею паспорт, я свободна!». С первой же ступени, заглянув наверх, она обнаружила, что вышка пуста, пол в ней сгнил и провалился. И опоры, на которых она держалась, тоже подгнили и покосились. Расстроенная, в слезах, она повернулась и пошла обратно. В дверях стояла Мымра, ехидная усмешка пряталась в ее тонких губах. «Ну что же, где он?» — спросила Надя. Мымра захохотала, злобно блестя глазами:

«Опоздала! Опоздала! Ножом, как свинью, зарезал, в самое сердце угодил!» «Нет, врешь! Не может быть!» — закричала Надя. Голос ее эхом разнесся по заснеженной тундре. И вмиг проснулась.

Встревоженный Володя тряс ее за плечо.

— Что с тобой? Что? — он озабоченно всматривался в ее испуганное, со сна, лицо. — Что тебе приснилось, ты так вскрикнула?

Но она уже пришла в себя.

— Ничего! Ерунда какая-то, не пускай меня ходить по тундре одной, — прошептала она.

— Что? — не разобрал он.

Но Надя уже спала снова, положив голову на его согнутую руку. А Володя, боясь потревожить ее, еще долго смотрел на ее спящее лицо и лиловые тени под глазами от ее длинных черных ресниц, озаренных первыми лучами рассвета, которые уже пробивались через щели плотно закрытых занавесок. Он никак не мог заснуть, производя в уме «переоценку ценностей». Получив в жены вместо победительной гетеры (влюбившись в нее с первого взгляда) смешную и трогательную девочку, напичканную сказками с надуманной любовью, о какой на самом деле и понятия не имела. «Жгучая тайна» оказалась простым детским увлечением, фантазией, всегда сопровождающей незаурядные, творческие натуры.

Через неделю, по настоянию всех членов новой Надиной семьи, она подала заявление на расчет. Доводы, выставленные Субботиными, не убеждали, но начинать новую жизнь с возражений ей не хотелось.

— Не престижно молодой Субботиной работать на стройке простой плиточницей! — заявила Серафима Евгеньевна.

— Не имеет смысла тратить силы на то, что могут делать другие, нужно учиться! — добавила Татьяна.

— Нельзя обделять вниманием мужа, — обрадовался Володя. И только один Лев сказал:

— Сама пусть решает, как ей быть.

— Что же ты? Квартиру получила и сматываешься? — попробовал пристыдить ее Степан Матвеевич.

Аня сидела в новой конторе за его столом и закрывала наряды.

— Кому нужна ее квартира? Сарай! Там зимой жить нельзя, электричеством отапливалась! Я там месяц жила, думала, Богу душу отдам!

Надя промолчала о том, что топить к весне начали лучше после того, как в парадном трубы перемерзли. И вообще, не взбрыкнула, не сказала: «Можете взять ее себе, эту квартиру», — а хотелось бы! У нее были другие планы. К зиме прописать к себе тетю Варю, как надоумил Володя. Хватит старухе на коромыслах воду носить.

ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО ПРИСОХЛИ НАМЕРТВО!

О, бурь заснувших не буди —

Под ними хаос шевелится!

Ф. Тютчев.

Тот год был счастливый для Нади. Она вышла замуж за милого, обаятельного молодого человека, достаточно способного и честолюбивого, чтобы при удачном стечении обстоятельств добиться успеха в науке. Надю он обожал, любил без памяти, хотя и не был до конца уверен в том, что так же пламенно любим в ответ. Любила ли она его? Конечно же любила! Но не так, как «тогда», — проще, без душевного трепета, без сердечного надрыва, приземленнее. Как любящего, нежного мужа и первого мужчину в своей жизни. Здесь не было утонченной нежности, от которой у нее когда-то кружилась голова, захватывало дух и прерывалось дыханье. Не замирало трепетно сердце, и не шалела душа. Зато все было доступно и просто: «огнь желанья» без стихов Тютчева, без особой романтики.

Впервые в жизни ей представилась возможность всецело посвятить себя пению. К осени Надя уже была студенткой Московской консерватории. Ее новая семья не только необычайно серьезно отнеслась к ее занятиям, но и, живо интересуясь, принимала близко все, чем жила Надя. С ее приходом, она как бы открыла им вновь давно утерянный мир искусства, заставила заново звучать роскошный «Стейнвей», внесла свежую струю в их благополучно-размеренную, скучную жизнь.