Вследствие Валиного гостеприимства у нас часто собирались врачи, учителя и другие интеллектуалы поселка. Эти сборы отличались не только обилием блюд, которые готовили Валя и ее мама, но также обилием музыки: я играл на аккордеоне и пианино, Валя и гости пели. В основном это были народные песни, а также популярные песни из кинофильмов. Любили мы и потанцевать, и повеселиться в местном ресторане «Тополек». Однажды, мы засиделись после закрытия ресторана. Раздался стук из запасного выхода. Я и главврач Качур открыли дверь и сказали, что ресторан закрыт. Не успел я сообразить, что происходит, как на мой длинный еврейский нос опустился кулак, потекла кровь. Нападающий начал убегать, мы побежали за ним, но его не догнали. Мне оказали первую помощь, но придя домой, я понял, что у меня перелом. С тех пор у меня затруднено дыхание с левой стороны. Также мы любили отдыхать на природе. Излюбленным местом отдыха была «Старая мельница» на берегу реке Быстрая. Практически каждое лето Валя с детьми уезжала в пионерский лагерь «Уголек», на берегу реки Северский Донец недалеко от города Белая Калитва. Первые годы своего пребывания в Шолоховке на должности врача лагеря работал и я. А перед эмиграцией на этой же должности работала моя старшая дочь Элла.
Осуждение (часть первая)
Однако я подхожу к самому трудному периоду нашей жизни в Шолоховке. 25 мая 1985 года в мой больничный кабинет явился милиционер по фамилии Соломатин и намекнул, на то, что мне преподносят подарки. Это был первый сигнал к будущей эпопее, но я не понял, что от меня ожидается взятка. Эта взятка могла бы спасти меня от скамьи подсудимых. Однако я не считал, что подарки от благодарных пациентов являются нарушением закона, и относился к таким проявлениям внимания без опасения. Попутно отмечу, что мой друг Толик Вагенлейтер за несколько дней до этого события говорил мне: «Будь осторожен, шахтеры ценят тебя как специалиста, но поговаривают, что без денег к тебе не попасть». Я, естественно, проигнорировал это предупреждение, так как разговоры были лишены основания. Я был абсолютно уверен, что мне нечего бояться, ведь я не занимался никакой противоправной деятельностью. Не обеспокоил меня и приехавший из Белой Калитвы с проверкой невропатолог Кузьменко. Он, как бы между прочим, передал разговор с секретарем парторганизации, который заявил: «Ваш Вайсман больных без денег не принимает». Я опять-таки отмахнулся на это, лишенное правды заявление, и сказал: «Мало что говорят». Это было пост андроповское время, когда сажали должностных работников, чтобы припугнуть других авторитетных лиц. В этой ситуации страдали и врачи. К тому же, в 1980-м году в Америку уехали мои брат и мать. Как я узнал позже, с момента их отъезда за мной была установлена слежка как за неблагонадежным.