История одной жизни

У меня был адвокат, но то ли это был человек власти, то ли просто специалист, не знавший своего предмета, но его требование освободить меня из зала суда за неимением доказательств просто пролетело мимо ушей прокурора. Конфисковывать было нечего, кроме старых облигаций на незначительную сумму (которые, как я уже сказал, были сразу же изъяты без санкции), да предметов быта, которые ничем особым не отличались. Не стоит, однако думать, что зарплата, получаемая мною в больнице и поликлинике, уходила на марки и книги. Я много вкладывал в обеспечение своей семьи и мы, по тем временам, жили неплохо. Ростовская область хорошо снабжалась как продуктами, так и товарами первой необходимости, включая одежду и обувь. Моя жена была частой клиенткой местного ателье, что могло вызывать зависть людей, лишенных такой возможности. Мы были благополучной и счастливой семьей. Увы, все это очень скоро рухнуло.

Юлий Вайсман, 1983 год

Я так и не знаю, что же послужило причиной моей эпопеи? Возможно, все это произошло из-за того, что мои родственники были гражданами США, а скорее из-за того, что я (как мне потом сказали опытные зеки) кому-то перебежал дорогу. Офицеры томского лагеря, в который меня впоследствии занесла судьба, читая мое дело, смеялись над фигурирующей в обвинении суммой (8 лет строгого режима за 250 рублей), ведь у них сидели люди, через руки которых проходили миллионы, не говоря уже об убийцах и насильниках.

После того, как к власти пришел Горбачев, моя семья писала в верховный суд жалобы и вместо 8 лет, я отсидел 2 с половиной года. В местах моего вынужденного обитания тоже происходили действия, благодаря которым я вернулся домой досрочно. Начальник колонии, человек совестливый, вызвал меня однажды и сказал: «Вайсман, ты здесь сидишь ни за что. Зависть ли, родственники в Америке, я не знаю от чего и почему, но я решил за хорошее поведение не только разрешить тебе продленные свидания с женой и детьми, но и попытаюсь освободить тебя досрочно». Потом он добавил: «Я подал прошение, и возможно ты скоро поедешь домой». Пока прошение рассматривалось, прошел еще один долгий год; я успел 2 раза увидеться в Томске с семьей – один раз с сыном, другой с женой и детьми, которые привезли много еды, опасаясь, что я недоедаю. Однако в еде недостатка я не испытывал, так как являлся одним из восьми заключенных, которым лагерное начальство доверило управление хозяйственными делами. Я был завхозом и отвечал за медицинские подразделения, куда входила поликлиника и туберкулезная больница. В моем подчинении был доктор из Новосибирска – Павел Петрович (фамилии не помню). Я выполнял много различных поручений, в том числе ходил с фельдшерами на обход в больницу и СИЗО, раздавая лекарства.

Осуждение (часть вторая)

Как я уже сказал, начальник зоны, полковник, был порядочным человеком. Антиподом полковника был его заместитель – НКВДист, или КГБист, майор (или подполковник) который был беспощаден и наказывал за любую провинность.

Публика в зоне состояла в основном из убийц и насильников. К ним примешивалась немногочисленная группа лиц, совершивших экономические преступления. Среди таких людей мне запомнился начальник московского торга, который являлся зятем Гришина – первого секретаря Московского горкома КПСС (о его деле писал журнал «Огонек»). А также начальник торговли Ростовского горторга, которому не повезло – он заболел пневмонией, был переведен в другой лагерь, где и скончался. Как я потом узнал из газет, в Ростове ему были устроены пышные похороны. Его преступная деятельность заключалась в том, что он получал взятки от своих подчиненных – директоров магазинов и возил огромные суммы в Москву, чтобы выбить товары для Ростова. Это было тяжелое время, а люди хотели есть, пить и одеваться, и кто-то должен был их кормить, поить и одевать.

Надо отметить, что моя жизнь в колонии сильно отличалось от дней, проведенных в тюрьме перед судом. Тюрьма это постоянные обыски среди ночи, это крики «на выход с вещами», это отстойники, где люди толпятся и спят стоя, борясь за каждое место. Моя эпопея началась с Новочеркасской тюрьмы. Эта тюрьма была создана еще Екатериной, и в ней сидели лучшие умы России. Рядом со мной каким-то чудом оказались друзья (среди них сын начальника пожарной команды), охранявшие меня от угроз и насилия которые имели, или могли иметь место. Выстоять в тяжелой ситуации мне также помогла моя покладистость и авторитет врача. Но главным стимулом для выживания в бесчеловечных условиях тюрьмы была моя семья, к которой я должен был вернуться живым. Можно только представить, что испытывает в подобной ситуации человек! Вряд ли я бы выдержал, не будь у меня за плечами моих близких.