История отечественного кино. XX век

Что же, мотив «улета» для постсоветсткого кино не нов, и это характерно. Всего на восемь лет ранее, в провиденциальном 1991-м и не на таком красивом космическом корабле, как Мамлакат с младенцем-эмбрионом, а на старом ржавом паровозе целый бомжатник взвивался в небеса обетованные, спасаясь к инопланетянам от милицейских танков. Но то, что в Небесах обетованных Эльдара Рязанова звучало с трагикомическим надрывом, у Худойназарова эстетизировано и обернуто прелестью, обаятельным юмором. Что ж, еще Жан-Люк Годар до всех наших эпохальных перемен в Париже воскликнул названием нового фильма: Спасайся кто может! Видимо, настроение безвыходности глобально…

Спасение от войны с помощью… безумия счел лучшим для нас, современников, маэстро Андрей Кончаловский в фильме Дом дураков. Безумие и в буквальном смысле, поскольку речь идет о колонии для умалишенных или каком-то подобном стационаре где-то на границе Чечни и Ингушетии в дни первой чеченской войны.

Как говорится, реалии здесь правдоподобны: пациенты в большинстве своем настоящие сумасшедшие, типажи, монстры, уроды, психи. Во время презентации картины много говорилось и о том, что актриса Юлия Высоцкая, исполнительница главной роли здешней больной Жанны Тимофеевой, была в процессе подготовки помещена в одну из московских психушек и провела там как пациентка три недели, вживаясь в образ буквально по Станиславскому. С натурализмом в фильме полный порядок, не подкопаешься. Хотя следует заметить, что после Феллини и Буньюэля, после Цирка уродов американца Тода Броунинга, да и после всех карликов, монстров и уродов наших собственных фондовых лент, как Стачка Эйзенштейна или Чертово колесо Козинцева – Трауберга, групповками из Дома дураков трудно было удивить.

С другой стороны, нет сомнения, что «безумие» для высококультурного Кончаловского – то самое «мудрое безумие», которое воспел еще Шекспир в своих королях и шутах, которое в русской глубинной традиции чтится как святость блаженной Ксении Петербургской, многих житийных блаженных, бытовых дурачков и юродивых – недаром в уста Николки в Борисе Годунове Пушкин вложил ключевые слова трагедии. Народ любил своих юродивых, хотя потешался над ними, бил, гнал, – и верил им, вслушиваясь в словесный поток разорванного сознания и вычитывая в нем предсказания, истины, рекомендации.

Кончаловский Андрей Сергеевич

(р. 1937)

в России:

1965 – «Первый учитель»

1967 – «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж»

1969 – «Дворянское гнездо»

1970 – «Дядя Ваня»

1974 – «Романс о влюбленных»

1978 – «Сибириада»

1991 – «Ближний круг»

1994 – «Курочка Ряба»

2002 – «Дом дураков»

Кончаловский позволил себе и разные аллюзии, а также и карикатуры – так, воспаленная прогрессистка по имени Вика в исполнении М. Полицеймако из Театра на Таганке попросту документальный портрет политдамы Виктории Новодворской. Но выдержана и политкорректность: чеченцы (или подобные им аборигены) в общем-то люди хорошие, мирные, преследовать их нельзя, и вот больные прячут у себя в больнице, признав его пациентом, чеченца от зачистки – так меценаты и знаменитости в свое время скрывали в своих особняках революционеров-подпольщиков, так прятали евреев от нацистов – механизм известен, как и беспроигрышный эффект симпатии к прячущим.

Все это просчитав и мастерски реализовав, Кончаловский покорил Венецианский фестиваль, который, кстати, в последние годы к бывшему СССР был снова благорасположен, как в те давние года, когда в 1932-м там за советскую Путевку в жизнь объявляли Николая Экка «самым талантливым режиссером», когда награждали «Золотым львом Св. Марка» Иваново детство Андрея Тарковского и пр. Кончаловский привез с благословенного острова Лидо спецприз жюри – награду высокопрестижную в плане «арт-хауса». И здесь у режиссера тоже все в порядке. В Москве Дом дураков выдвинули на «Оскара».

Но есть еще один аспект: когда-то Кончаловским был снят Дуэт для солистки с Джули Кристи, а здесь протагонистка, примадонна и стар – Жанна, точнее, Юлия Высоцкая, на которую ложится непосильная концепционная нагрузка. Эта улыбчивая, добрая и милая девушка вынуждена сочетать в себе Неточку Незванову и других униженных и оскорбленных ее сестер из Достоевского, Дурочку из Андрея Рублева, по ассоциации с именем (кстати, модным у российского народа) – Жанну Орлеанскую (ибо тоже слышит голоса), и к тому же героинь Джульетты Мазины. Так боль кавказской темы, напряженность выбора позиции в трудных дилеммах сегодняшнего дня, короче говоря, идея произведения искусства, отчасти теряется.