История отечественного кино. XX век

Увы, наш соотечественник Иван в интеллекте и культуре уступает Вейко. Повторяется диспропорция, уже схваченная Рогожкиным в Особенностях национальной охоты. Ныне Иван – тугодум, часто он смешон: и когда напяливает на себя юбку Анни, и когда начинает явно не понимающим его собеседникам горько жаловаться на свои былые неудачи в любви. Импульсивность и агрессивность, заведенные в нем вой ной, заставляют Ивана броситься на Вейко с ножом, едва ли не пристрелить его насмерть, не разобравшись с известием о капитуляции Финляндии. Русский человек задним умом крепок, – говорит самокритичная пословица. И при всем этом складывается обаятельный портрет (он же автопортрет нации), симпатичный и без нарочитых прикрас. Такую национальную идентификацию позволило реализовать на экране новое время. Благодаря тонкой игре Виктора Бычкова образ русского многомерен, внушает и смех, и жалость, и сочувствие, заставляет задуматься об общей судьбе населения нашей страны.

Нельзя сказать, что концептуальное содержание, философские постулаты и моральные категории Кукушки отличались особой новизной и глубиной. Нет. Фильм против войны, он пацифистский (пишем со знаком плюс), он против национальной или идеологической вражды, проповедует элементарные и даже примитивные истины: мужчине нужна женщина, а женщине – мужчина, так сотворила нас природа, нужно рожать детей, радоваться жизни, трудиться, помогать друг другу – нехитрый (хотя и самоубийственно забываемый) катехизис! Но все дело в разработке.

Натуральное хозяйство Анни, дочери этих запредельных мест, ее космос показаны нам в их убеждающей рациональности и – непременно – прелести. Не кушанья, а целебные снадобья, не варево, а возрождающая пища – такова реакция ее неожиданных нахлебников. Выхаживая русского, она идет в загон к оленю (ветвистые рога над оградой), делает надрез на глянцевом боку, нацедив крови и приговаривая что-то вроде «ты не бойся», «так нужно», – и рана у оленя тут же заживает. А смешиваемая в деревянной плошке темная густая кровь, растворяясь с молоком, в отсветах очага – эликсир жизни. И все опять очень подробно, в деталях.

Колдунья? Дьяволица? Язычница-шаманка? Логово ведьмы? Но в том-то и секрет Кукушки и ее необыкновенной героини (настоящее имя Анни, данное ей при рождении, тоже как раз – Кукушка), что вся структура ее поведения, ее облик, ее поступки (а поступки следуют один за другим, потому что и притащить полумертвого, и немедленно выстирать пропахшие войной мужские вещи, и поднять бесчувственного – все это в условиях края света суть деяния) отнюдь не «первобытны», не «природны», не «естественны по-звериному», а выработаны опытом веков христианской цивилизации и исполнены тонкой современной духовности и деликатности.

Так написана Кукушка в сценарии, и так играет ее Анна-Кристина Юусо – находка для экрана, открытая Рогожкиным актриса, наделенная безупречной органичностью, очарованием женственности, юмором, умом. Нет в Анни ничего от ведьмы, в чью красоту искусство много веков подкладывает черной краски (как внутри у гоголевской панночки из Майской ночи), метит знаками зла и опасности. Кукушка абсолютно простодушна и потому может без тени смущения заявлять, что уже четыре года без мужчины, уводить то одного, то другого куда-то на голубятню, стонать на ложе любви – и все это так чисто, чуть смешно и по-детски, без того надоевшего экранного «секса», который стал в кино такой же обязательной отметкой, как когда-то цитата из Ленина – Сталина в советское время.

И даже обряд возвращения умирающего Вейко из путешествия в страну мертвых, когда Анни остервенело бьет в бубен, превращается в собаку, как учила ее бабушка, чтобы душа мертвеца услышала вой собаки и вернулась в свое тело, даже этот удивительный сеанс не хочется назвать дикарским «камланием». Лучше – заклятьем, лучше – мольбой, напряжением силы души и полной самоотдачей – таким просветленно красивым и вдохновенным становится лицо Анни.

Конечно, здесь – и во всем фильме – много смешного, авторской доброжелательной усмешки, юмора, фантазии, чуть-чуть провокации, чуть-чуть мистификации. Сбивчивы и определения жанра: то ли «комедия», то ли «военная драма». «Притча» – поправляли критики, знатоки жанровых классификаций.

Наверное, «военная драма», если оба героя чудом избежали смерти от собственных военных лагерей, если их спасла и примирила «простая женщина» другой национальности, если вчерашние враги стали едва ли не друзьями – вот вам и история, что не раз встречалась в картинах о войне.