История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Наконец, для такого государя, как Иван IV, с природою в высшей степени восприимчивою и страстною, нужно было самое осторожное, глубоко обдуманное воспитание, надобно было допускать для него только одни благие впечатления — и вместо того от раннего детства его окружали только самыми недостойными сценами и как бы нарочно раздражали самым безумным образом. Что же были за причины подобного воспитания? Мы знаем, что Димитрий Донской, сын его и внук вступали на великокняжеский престол в ранней молодости, когда еще не могли управлять сами, и между тем в начале их княжений мы вовсе не видим тех оскорбительных явлений, которые имели место во время малолетства Ивана IV: напротив, мы видим необыкновенно умное, дружное и деятельное управление бояр для блага князя и княжества; откуда же происходит такая разница?

При Донском, сыне и внуке его интересы князя и бояр были тесно соединены; ни князь, ни бояре не обнаруживали еще противоположных стремлений; бояре московские дружно отстаивали права своего князя и княжества против притязаний других князей, потому что этого требовали их собственные выгоды. Но со времен Ивана III интересы в. князя и бояр разрознились: князь начал руководствоваться идеями государственными, бояре выставили свои несовместимые с этими идеями притязания. По смерти Василия Ивановича опекуншею малолетнего сына его Ивана осталась жена его Елена, уже ненавистная боярам; она не отступала от поведения своего мужа, след., не уменьшила этой ненависти. Не могши управлять одна, Елена вверилась известному лицу из бояр же и таким образом внесла этим предпочтением разделение между последними; отсюда ненависть к любимцу, старание свергнуть его какими бы то ни было средствами, партии между боярами, борьба между партиями. Наконец, еще одно важное различие: при Донском и его преемниках между московскими боярами не было князей ни Рюрикова, ни Гедиминова рода; во время малолетства Ивана IV они наполняли двор, куда принесли свои притязания и свою ненависть к московским государям, лишившим их уделов, сведшим их со степени независимых владельцев на степень слуг своих.

Иван остался после отца 3-х лет. До нас не дошло завещание в. к. Василья вполне; но в летописях сохранены следующие предсмертные слова в. князя касательно сына и государства: «Приказываю своего сына, в. к. Ивана, Богу и пречистые Богородици и св. чудотворцем, и тебе отцу своему Данилу митрополиту всея Руси, и даю ему свое государство, которым меня благословил отець мой, Гос. к. в. Ив [ан] Васильевич] всея Руси; а вы бы моя братия, князь Юрьи и кн. Андрей, стояли крепко в своем слове, на чем есмя крест целовали и крепости промежь нами»^{975}. Из крепостей, данных братьями и о которых упоминает в. к. Василий, мы знаем один договор с кн. Юрием, заключенный в 1531 году, подобный совершенно предыдущим договорам в. князей с удельными, причем повторено условие: «А бояром и детем боярским и слугам промежь нас волным воля». В. князь обязал брата: «А благословлю сына своего Ивана своими великими княжествы: и тобе сына моего Ивана держати в мое место своего господина и брата старейшего; а великих ти княжеств под ним и под моею в. княгинею, и под нашими детми блюсти и не обидити, не вступатися, ни подъискивати ни какими деды, ни которою хитростью»^{976}. Но в. князь знал, что слово братьев ненадежно, если бояре будут благоприятствовать их притязаниям, и потому, отпустив митрополита и братьев, остался с одними боярами и так говорил им: «Ведайте и сами, кое от в. к. Владимера Киевского ведется наше государство Владимерское и Новгородское и Московское, мы вам государи прироженные, а вы наша извечная бояре: и вы, братье, постойте крепко, что бы мой сын учинился на государстве государем, были бы в земле правда и в вас бы розни ни которые не было; да приказываю вам М[ихаила] Л[ьвовича] Глинскаго, человек к нам приезжей, держите его за здешняго уроженца, за не же мне он прямой слуга, и были бы есте все вобче и дела земскаго и сына моего дела берегли и делали за один; а ты бы, князь Мих. Глинской, за моего сына в. к. Ивана, и за мою в. к. Елену, и за моего сына князя Юрья кровь свою пролиял и тело свое на раздробление дал»^{977}.

Из этих слов в. князя видно все беспокойство его относительно судьбы сына и государства, в котором порядок престолонаследия не был еще утвержден; в. князь должен был напоминать боярам свое происхождение от Владимира Киевского, о том, что он и сын его — их прирожденные государи, отъезд от которых есть измена; Василий знал также, что в случае торжества братьев должны повториться те же явления, какие имели место при деде его Василии Темном, и что малюткам детям его не будет пощады от победителя: вот почему он заклинает кн. Глинского как ближайшего родственника хранить великокняжеское семейство и не щадить для него жизни своей. Как было велико нелюбье бояр к этому знаменитому пришельцу, видно из того, что в. князь не мог ввести его в думу без их предварительного согласия, и то единственно под предлогом близкого родства его с в. княгинею^{978}.