История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Но Шуйским не хотели уступить другие; не менее могущественна, не менее сильна связями была фамилия Бельских, на стороне которой был митрополит Даниил. Бельские мимо Шуйских выпросили у малютки государя повышение двоим из своих друзей, одному боярство, а другому окольничество. За это произошел явный разрыв между двумя фамилиями: Шуйские пересилили, Иван Бельский был заключен в темницу, советник же его дьяк Мишурин — обезглавлен: Вас. Шуйский не смел еще свирепствовать против своего товарища, знаменитого боярина, и выместил свою злобу на дьяке; но по смерти Василия Шуйского брат его Иван начал действовать смелее и свергнул митрополита Даниила, на место которого был возведен Иоасаф. Но мы заметили уже, как русское духовенство было выше всех частных стремлений, и потому не было духовенства Шуйских, Бельских или Глинских, было только русское духовенство и митрополит всея Руси. Вот почему новый митрополит Иоасаф, обязанный своим саном Шуйским, стал, подобно предшественнику, за Бельских, потому что торжество последних обещало перемену к лучшему.

Торжество Шуйских было торжеством фамилии и партии, при котором все члены фамилии и партии хотели поделить выгоды с главным боярином; если глава фамилии и партии стал в челе управления, то его родственники и клевреты должны были получить богатые наместничества, причем спешили наживаться на счет граждан, и правитель не смел укрощать их, потому что, возбуждая их негодование, обессиливал свою партию. Таким образом, когда сам Иван Шуйский грабил великокняжескую московскую казну^{999}, родственники и клевреты его грабили области, доставшиеся им в управление^{1000}. С другой стороны татары безнаказанно пустошили русские области: боярину, занятому интересами своего рода и партии, некогда было заботиться о делах государственных. «Промежь их, — говорит летописец, — бяше вражды о корыстех, и о племянех их, всяк своим печется, а не государским, ни земским»^{1001}.

Тогда митрополит Иоасаф стал просить в. князя, чтоб дал приказ мимо Шуйских выпустить из заключения Ивана Бельского, что и было исполнено. Бельский явился снова в думе; Иван Шуйский, пораженный такою внезапною переменою, не мог противиться и был удален от двора: его послали воеводою во Владимир^{1002}, где он выжидал случая снова усилить свою сторону и низложить противную. Его оставили в покое, равно как всех его сторонников; перемена произошла безо всяких насилий и казней; чему должно приписать это: умеренности ли Бельского или страху пред могущественными Шуйскими — решить трудно.

Как бы то ни было, Бельский ознаменовал свое правление милостями к заключенным: сын Андрея Старицкого Владимир с матерью был освобожден из темницы: ему позволили жить на дворе отца его^{1003}. Вспомнили и об Димитрии, несчастном сыне Андрея Васильевича Углицкого, брата Ивана III: его освободили из оков: милость неравная! Неужели боялись от полумертвеца Димитрия старых притязаний потому только, что он был дядя в. князю? Гораздо опасйее было освобождение Владимира Андреевича, и особенно его матери Евфросинии, питавшей злой удельный дух, который довел ее и все семейство ее до гибели: дело объясняется тем, что у старицкого князя было много доброхотов, тогда как участь Димитрия никого уже не занимала.

Между тем Иван Шуйский, воеводствуя во Владимире, усиливал свою сторону в Москве между боярами и детьми боярскими. Что побудило бояр подняться против Бельского и перейти на сторону Шуйского? То же самое, что прежде побудило их восстать против князя Оболенского; летописец выражается теми же самыми словами: «Пойман бысть в. князя боярин, кн. И[ван] Федорович] Бельский, без в. князя ведома, советом боярским, того ради, что его государь к. в. у себя в приближении держал, и в первосоветниках, да митрополита Иоасафа, и бояре о том вознегодоваша на кн. Ивана, и на митрополита; и начата зло советовати с своими советники»^{1004}.