История отношений между русскими князьями Рюрикова дома

Из этих слов видно, что борьба Грозного с боярами своими была продолжением борьбы предков его с князьями-родичами; из этих же слов видно, что потомкам князей-родичей не нравился новый титул царя, принятый Иваном, потому что этот титул, как уже сказано выше, выпутывал его окончательно из родовых отношений, и потому Курбский сопоставляет свои слова так: «твоему прегордому и царскому величеству». Но самым лучшим доказательством той ненависти, которую потомки князей-родичей питали к московским в. князьям, служат следующие слова Курбского^{1067}: оправдываясь в обвинении, взводимом на него царем, будто он участвовал в отравлении царицы Анастасии и в умысле возвести на престол Владимира Андреевича, Курбский пишет: «Аще и зело много грешен семь и недостоин, но обаче рожден бых от благородных родителей, от племени ж в. князя смоленскаго Феодора Ростиславича; яко и твоя царская высота добре веси от летописцев русских, иже тое пленицы княжата не обыкли тела своего ясти и крове братии своей пити, яко есть некоторым издавна обычай, яко первее дерзнул Юрий Московский в Орде на святаго в. князя Михаила Тверскаго, а потом и прочие, сущие во свежей еще памяти и пред очима, что Углицким учинено и Ярославичем и прочим единыя крови, и како их всеродне заглажено и потреблено… еже ко слышанию тяжко, ужасно! От сосцев матерних оторвавши, во премрачных темницах затворенно и многими леты поморенно, и внуку оному блаженному и присно Боговенчанному А тая твоя царица, мне, убогому, ближняя сродница. А о Владимере брате воспоминаешь, аки бы есть мы его хотели на царство: воистину, о сем не мыслих: понеже и недостоин был того. Атогды ж семь угадал грядущее мнение твое на мя, когда еще сестру мою насилием от меня взял еси за того-то брата твоего, наипаче же могу поистине рещи со дерзновением, в тот ваш издавна кровопивственный род».

Мы видели, как московские в. князья, начиная с Ивана III, старались уничтожить вредный обычай отъезда клятвенными записями, чтоб в случае нарушения последних иметь право смотреть на отъезжиков как на изменников; так смотрел Иван Грозный, так любил называть бояр своих, которые все больше или меньше не были чисты от притязаний на право отъезда, единственное право, завещанное им стариною.

Теперь посмотрим, какое мнение имели дружинники об этих проклятых грамотах, которыми они принуждались отрекаться от их драгоценного права. Вот что отвечает отъезжий боярин князь Курбский царю: «А еже пишеши, имянующи нас изменники для того, иже есмя принуждены были от тебя по неволе крест целовати, яко тамо есть у вас обычай, аще бы кто не присягнул, горчайшею смертию да умрет; на сие тебе ответ мой: все премудрые о сем згажаются, аще кто по неволе присягает или клянется, не тому бывает грех, кто целует, но паче тому, кто принуждает, аще бы и гонения не было; ащели же кто, прелютаго ради гонения, не бегает, аки бы сам себе убойца, противящеся Господню словеси: аще, рече, гонят вас во граде, бегайте в другий; аки тому и образ Господь Бог наш показал верным своим, бегающе не токмо от смерти, но и от зависти богоборных жидов»^{1068}.

Прежде мы упоминали также о том, что царь Иван, с малолетства озлобленный на бояр, дарил своею доверенностию дьяков как людей новых, без старинных притязаний; при нем дьяки заведовали не только письменною и правительственною частью, но являются даже воеводами, каковы, напр., были дьяки Выродков^{1069} и Ржевский; вот что говорит о дьяках Курбский: «Писари же наши русские, им же кн. великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичев, или от простаго всенародства, а то ненавидячи творит вельмож своих»^{1070}.