История пчел

И не могу же я разреветься, как ужаленный пчелой младенец.

Глядя на Эмму, я затряс головой:

— Мне работать надо.

Я поднял еще несколько подставок и положил их сверху на кучу. Штабель опасно накренился.

— Ладно. — Она опустила руки. — Я приготовлю вам перекусить. — Развернулась и двинулась прочь.

* * *

Предзакатное солнце напоминало проделанную в небе раскаленную дыру. Лучи у него были прямыми, а тени получались длинными. Тело ломило, но о боли я не думал. Мои ульи стояли на семи участках, и повсюду меня ждала одинаковая картина.

Мы уже добрались до последних ульев, расставленных в лесу за фермой Мак-Кензи. Ну, как в лесу — в небольшой рощице, со всех сторон зажатой полями. Ульи стояли в тени, и обычно из-за пчелиного жужжания здесь даже трелей местных пичуг было не слыхать. Но сейчас и тут царила тишина.

Джимми, словно фокусник, вытащил откуда-то три раскладных стульчика.

— Давайте-ка присядем, — сказал он.

Он выбрал местечко подальше от ульев, а я и Рик поплелись следом. Рик за весь вечер ни словом не обмолвился, и я поймал себя на мысли, что соскучился по его историям. Но каждый раз, встретив мой взгляд, Рик отворачивался — видать, не хотел, чтобы я заметил, как у него глаза блестят.

Джимми достал термос и пачку печенья. Он что, все это с собой притащил? Или Эмма подсуетилась? Этого я так и не понял. Джимми снял с печенья обертку, а потом разлил по кружкам кофе. Мы молча взяли кружки, но чокаться не стали.

Раскладной стул поскрипывал. Я старался не двигаться, пытался вообще не шелохнуться, чтобы не слышать больше этого звука. Звука, который принадлежал другой эпохе. Джимми отхлебнул кофе. И этот звук тоже был не к месту. Такой обыденный. Чашка в его руке даже не дрожала, и мне вдруг захотелось схватить его за руку и выплеснуть кофе ему в рожу, чтоб не слышать больше этого прихлебывания. Господи, да что ж на меня нашло-то… Бедный Джимми. Он-то тут при чем…

У нас троих всегда находилось о чем поговорить. Мы болтали о пчеловодстве. О сельском хозяйстве, об инструментах, ремеслах, обсуждали, кто как плотничает. И про деревню нашу. Про соседей. Гарету кости могли часами перемывать. Еще о женщинах трепались — ну, по крайней мере, мы с Риком. Обычно мы за словом в карман не лезли, в темах для разговора недостатка не было, и посмеяться мы тоже любили. Мы с Джимми вели беседу, вроде как мячик перекидывали, а Рик предпочитал долгие монологи.

Но сегодня слова куда-то делись. Каждый раз, когда я пытался что-то сказать, они пропадали. И с другими, похоже, была та же история, потому что Джимми то и дело покашливал, а Рик переводил взгляд с одного на другого и набирал в легкие побольше воздуха. Но до слов так и не доходило.

Мы пили кофе и ели печенье. И старались не шевелиться, чтобы скрип стульев не напоминал нам об этой жуткой тишине. Кофе остыл и сделался совсем безвкусным. Печенье быстро закончилось, и, надо сказать, оно капельку помогло, хотя, съев его, я понял, что режет у меня в животе от голода.

Мы сидели там до заката, пока темнота не окружила нас и не подползла к нашим ногам.

Тао

Табличек с названиями улиц я не обнаружила, по карте определить свое местоположение не сумела. А прохожих, у которых я могла бы спросить дорогу, вокруг не было. Но уверенность, что забрела я туда, куда не следовало, с каждой минутой крепла. Я очутилась в районе, о котором рассказывала администратор в гостинице. В районе, что не подчиняется властям. Где живут те, кто отказался переезжать. Те, кого оставили здесь. Те, кто спрятался.

Я завернула за угол и увидела еще одну пустынную улицу. Темнело, тени вытягивались, а тишина казалась все более гнетущей. Краем глаза я заметила какое-то движение и резко обернулась. Ворота во двор одного из домов были открыты. Это там? Там, внутри, кто-то есть?

Я двинулась дальше, оставив ворота позади. До сих пор я не боялась, мне лишь хотелось выбраться отсюда. Но сейчас почувствовала, как тело напряглось, каждая клеточка. Может, лучше повернуть и пойти назад?

Я сделала еще несколько шагов, медленнее. Однако больше ничего не заметила. Возможно, просто показалось. Или это было животное. Кошка. Или крыса. Существо, пытающееся выжить в этом заброшенном всеми уголке, где людской еды не осталось, а растительность ограничивалась убогими сорняками, пробивающимися сквозь трещины в асфальте.

Подняв голову, я разглядела в самом конце улицы какой-то бело-голубой знак и прибавила шагу. Теперь я отчетливо видела белый значок на голубом фоне. С электричеством были перебои, и значок мигал, но сомнений не оставалось — в конце улицы был вход в метро.

Я почти перешла на бег. Возможно, поезда не ходят, но на станции наверняка есть карта. И возможно, рельсы приведут меня в жилые районы. Здесь ветки метро были наземными, и поезда двигались не по туннелям, как в центре.