Доктор, усмехнувшись, отвечал, что едва ли, что майору следует заботиться о собственном драгоценном здоровье и пусть лучше едет за город: он будет навещать больного два раза в день и сделает для него все, что в его силах.
Майор поклялся, что, если б мог быть полезен, тотчас полетел бы к Пену. Но раз так — пусть у него побывает Морган, узнает, не нужно ли чего. Пусть доктор с каждой почтой пишет ему в Стилбрук, ведь это всего сорок миль от Лондона, и, если понадобится, он приедет, чего бы это ни стоило.
Майор Пенденнис творил добрые дела через поверенных и по почте.
— А что мне остается? — оправдывался он. — Вы же знаете, в таких случаях человека лучше не беспокоить. Если бедняге конец — ну, значит, так тому и быть. Но чтобы поправиться (думаю, дорогой мой доктор, что в этом вы со мной согласны), самое лучшее для него — покой, полный покой.
Так этот старый джентльмен старался ублаготворить свою совесть. И в тот же день он отбыл поездом в Стилбрук (ибо с тех пор, как начался наш рассказ, в Англии появились железные дороги, только в родные места Пена они еще не проникли) и, как всегда, в полном параде и в завитом парике присутствовал на обеде у лорда Стайна. Однако справедливость требует отметить, что за обедом он был печален и угрюм. Уэг и Уэнхем трунили над его унылостью, спрашивали, не страдает ли он от несчастной любви, и всячески прохаживались на его счет. После обеда он проиграл в висте — дошел до того, что покрыл козырем пикового туза своего партнера. И мысли о больном племяннике, которым он гордился и которого по-своему любил, полночи не давали ему спать, держали в лихорадочной тревоге.
Наутро он получил письмо, почерк был ему незнаком: это мистер Бауз писал, что мистер Артур Пенденнис провел ночь получше, о чем он, Р. Б., и спешит сообщить майору, поскольку он, по словам доктора Бальзама, изъявил желание быть осведомленным о здоровье племянника.
На следующий день, около полудня, майор собрался ехать на охоту с несколькими другими гостями лорда Стайна; в ожидании колясок охотники собрались на террасе, и в это время к дому подъехала пролетка с ближайшей станции, из нее выпрыгнул седой, более чем скромно одетый человек и спросил майора Пенденниса. Это был мистер Бауз. Он отвел майора в сторонку и что-то ему сказал; по тревоге, изобразившейся на лице майора, многие поняли, что дело серьезное.
Уэг сказал:
— Это от шерифа, сейчас майора сцапают за долги. — Но никто не посмеялся его шутке.
— Эй, что там у вас, Пенденнис? — прокричал лорд Стайн своим скрипучим голосом. — Несчастье случилось?
— Мой… мой мальчик умер, — выговорил майор и всхлипнул, обуянный горем.
— Не умер, милорд, но ему было очень плохо, когда я уезжал, — вполголоса произнес мистер Бауз.
Пока он говорил, подали первую коляску. Лорд Стайн посмотрел на часы.
— Через двадцать минут отходит почтовый поезд. Садитесь, Пенденнис, живо. А ты гони как дьявол, слышишь?
Коляска помчалась, увозя Пенденниса и его спутника. Будем надеяться, что на атот раз с маркиза Стайна не взыщется за грубость выражений.
С вокзала майор покатил в Темпл и увидел, что впереди него, загородив узкий переулок, уже остановилась дорожная карета. Две женщины, выйдя из нее, о чем-то расспрашивали привратника; случайно взглянув на дверцу кареты, майор заметил полустершийся герб — орел, глядящий на солнце, — и под ним слова — "Nec tenui penna". Это была старая карета его брата, сооруженная много-много лет тому назад. Это Элен и Лора справлялись, как пройти к бедному Пену.
Майор подбежал к ним, судорожно стиснул локоть невестки и поцеловал у ней руку, и все трое вошли в Лемб-Корт и поднялись по длинной, полутемной лестнице.
Они тихонько постучали в дверь, на которой значилась фамилия Артура, и на стук вышла Фанни Болтон.
Глава LII
Критическая
При виде двух дам, при взгляде на взволнованное лицо старшей из них, глядевшей на Фанни с недоверием и ужасом, бедная девушка сразу поняла, что перед ней мать Артура; в измученных глазах вдовы было даже сходство с глазами Пена, какими они стали во время болезни. Фанни робко перевела взгляд на Лору — у той лицо выражало не больше, чем камень. Обе приезжие были неприступно угрюмы; ни искры милосердия или сочувствия не прочла Фанни на их лицах. В отчаянии она обратила взгляд на майора, вошедшего следом за ними. Старый Пенденнис тотчас опустил глаза, однако украдкой продолжал разглядывать юную Артурову сиделку.
— Я… я вам вчера писала, сударыня, — пролепетала Фанни, дрожа всем телом и такая же бледная, как Лора, чье хмурое, строгое лицо выглядывало из-за плеча миссис Пенденнис.
— Вот как, сударыня? — отозвалась Элен. — Что ж, теперь я могу освободить вас от ухода за моим сыном. Я, как вы догадываетесь, его мать.
— Слушаю, сударыня. Я… вот сюда пожалуйте… ох, минуточку погодите! — воскликнула она вдруг. — Я вам должна рассказать, как он…
Тут вдова, до сих пор хранившая неприступно жестокий вид, вздрогнула и коротко вскрикнула.
— Он со вчерашнего дня такой, — сказала Фанни дрожащим голосом и стуча зубами.