История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

Среди тех злостных и въедливых людей, что подсчитывают и придираются по поводу каждого слова сочинителя, допытываясь, к примеру, как можно вызволить действующих лиц "Критика", наставивших друг другу в горло кинжалы, из столь смертоносного стечения обстоятельств, — среди этих людей найдутся, вероятно, и охотники узнать, как в квартире, состоящей из трех комнат, двух чуланов, прихожей и кладовки для угля, могли разместиться: Артур, больной; Элен, его мать; Лора, ее приемная дочь; Марта, их служанка из деревни; миссис Уизер, сиделка из больницы св. Варфоломея; миссис Фланаган, ирландкауборщица; майор Пенденнис, офицер в отставке; Морган, его лакей; Пиджен, слуга мистера Артура Пенденниса, и другие. Спешим ответить: почти все обитатели Темпла разъехались из Лондона, и в доме, где жил Пен, оставались, в сущности, лишь те, кто окружал нашего больного. (Мы не рассказывали подробно о его болезни, как не намерены задерживаться и на более веселом предмете — его выздоровлении.)

Повторяем, все уехали из города, и, уж конечно, среди "всех" был столь светский молодой человек как мистер Сибрайт, снимавший квартиру в третьем этаже, на одной лестнице с Пеном. Миссис Фланаган, уборщица мистера Пенденниса, была знакома с миссис Раунси, прислуживавшей мистеру Сибрайту; их заботами спальня этого джентльмена была приготовлена для мисс Белл, или для миссис Пенденнис, буде та сочтет возможным оставить сына и немножко отдохнуть.

Если бы щеголь Пэрси Сибрайт, краса и завсегдатай тонных салонов, мог знать, кто поселился в его спальне, как он гордился бы этой комнатой, какую поэму сочинил бы в честь Лоры! (Стихи его изредка появлялись в альманахах или, в рукописном виде, в альбомах знати — он учился в Кемфорде и, как говорили, чуть не получил приз за лучшее английское стихотворение.) Но Сибрайта не было, и кровать его предоставили юной мисс Белл. А кроватка была премиленькая — никелированная, под ситцевым, на розовой подкладке, пологом; и на окне в ящике цвела резеда, а целая выставка блестящих башмаков, выстроившихся рядком на полке, прямо-таки радовала глаз. Очень интересно было разглядывать и многочисленные баночки с помадой и духами, а также коллекцию гравюр, изображавших разных женщин, сплошь печальных и по большей части в маскарадных костюмах или в дезабилье, коими были увешаны чистенькие стены этого изящного убежища. Медора с рассыпавшимися по плечам волосами утешалась игрой на гитаре в отсутствие своего Конрада; принцесса Флер де "Мари (из "Парижских тайн") печально строила глазки сквозь решетку монастырской кельи, где она чахла, как птица в клетке; Доротея из "Дон-Кихота" нескончаемо мыла в ручье свои белые ноги, — словом, то была весьма изящная галерея, достойная столь горячего поклонника прекрасного пола. А в кабинете Сибрайта, наряду с малюсенькой библиотечкой по юриспруденции, одетой в кожу новорожденных телят, имелось еще изрядное количество греческих и латинских книг, которые он не мог читать, и английских и французских стихов и романов, которые он читал чересчур прилежно. За рамой зеркала до сих пор торчали пригласительные карточки от минувшего сезона; и о профессии юриста напоминала разве что картонка с париком и золоченой надписью "П. Сибрайт, эсквайр", стоявшая на средней полке книжного шкафа рядом с бюстом Венеры.

Вместе с мистером Сибрайтом квартировал мистер Бангхем, любитель спорта, женатый на богатой вдове. Мистер Бангхем не имел практики, в квартиру заглядывал дай бог три раза в триместр, уезжал на сессии по тем неисповедимым причинам, по которым юристы этим занимаются, — и комната его служила большим подспорьем Сибрайту, когда тот приглашал к обеду друзей. Должно признаться, что эти два джентльмена не имеют к нашей повести ни малейшего касательства и, вероятно, больше в ней не появятся; но, поднимаясь к Пену, мы не могли не заглянуть к ним в дверь, благо она стояла отворенная: так, когда нам случается бывать на Стрэнде, или в клубе, или даже в церкви, мы не можем не заглянуть мимоходом в лавки, или в тарелку к соседу, или под шляпки женщин, сидящих на ближайшей скамье.

Спустя много, много лет после описываемых нами событий Лора призналась однажды, краснея и весело смеясь, что читала некий нашумевший в свое время французский роман; и когда ее муж удивленно спросил, как могла попасть ей в руки такая книга, отвечала, что было это в Темпле, когда она жила в квартире мистера Сибрайта.

— И еще в одном грехе я тогда не созналась, — добавила она. — Я как-то открыла лакированную картонку, которая там стояла, вынула из нее ужасно смешной парик, надела его и смотрелась в зеркало.

Что если бы в такую минуту Пэрси Сибрайт вошел в свою спальню? Что бы он сказал, этот галантный плут? Как померкла бы прелесть всех его нарисованных красавиц в причудливых нарядах перед этой, живой! Ах, давно миновали эти дни, — когда Сибрайт был еще холост и не сделался еще судьей графства — когда люди были молоды — когда почти все были молоды. Теперь молоды другие, а наше время прошло.