История Первого Болгарского царства

Однако спешить нужды не было; дела империи ухудшались. Александр умер 4 июня 913 г., оставив правительство в руках совета регентов, во главе которого встал патриарх Николай[334]. Такая ситуация благоволила Симеону. Николай, бесстрашный противник императора, всегда стремился к примирению с Симеоном; он никогда не забывал, что являлся вселенским патриархом, духовным отцом болгарской церкви. Николай решил, что должен оставить патриаршество не слабее, чем в том состоянии, в котором принял его. Очевидно, что он должен был поэтому умиротворить булгарского монарха и предупредить его, чтобы тот не поддавался искушению независимости или не попал под власть Рима. Именно из-за этого беспокойства появился целый ряд писем, иногда укоризненных, но почти всегда просительных в тоне, которые патриарх адресовал двору в Преславе, — писем с еле уловимым изменением характера, которые являются главным источником по истории этих лет.

В августе 913 г. Симеон в полном вооружении вторгся в империю. Николай напрасно пробовал отговаривать его, обращаясь к лучшим чертам характера князя, чтобы тот воздержался от нападения на маленького ребенка, и к его худшим качествам, предложив ему принять долги по дани в Девельте[335]. Но ничто не тронуло булгар. Цели князя были гораздо более значительными.

Его вторжение произошло вслед за военным восстанием[336], и императорское правительство не смогло оказать ему сопротивление. Быстрым маршем пройдя через Фракию, он предстал перед стенами Константинополя и расположил свою большую армию по линии стен от залива Золотого Рога до Мраморного моря. Но вид огромных укреплений города укротил булгарского князя; в первый раз он взглянул на них глазами врага и понял, насколько неприступными они являлись. Он решился начать переговоры.

Николай был рад. За предложением переговоров последовала серия дружественных бесед. Сначала Симеон отправил своего посла Федора в город, чтобы увидеть регентов; затем регенты и молодой император лично развлекали сыновей Симеона на банкете во Влахернах[337]; и, наконец, сам Николай решил посетить Симеона и был принят с особым уважением. Тем временем условия заключения договора уже были обсуждены. Симеон проявил умеренность в своих требованиях; он получил долги по дани, много подарков и обещание, что император женится на одной из его дочерей. С этим он вернулся в Болгарию[338].

Условия договора требуют некоторого объяснения. Суть его заключается в том, что именно сейчас, как я полагаю, Симеон впервые четко сформулировал для себя те цели, которые стали его амбициями и вскоре обрели над ним полную власть. Он нацеливался, ни много ни мало, на то, чтобы стать императором. Уже отказ князя удовлетвориться обычной данью показал, что он надеялся на большее; и теперь, через брак с императором, он хотел приобрести законную опору во дворце. Идея не была столь фантастической, как может показаться. Империя все еще сохраняла универсальную международную концепцию; представители многих разных народов всходили на трон. Ни один, правда, не являлся при этом господином иностранной державы; но этот факт, без сомнения, давал бы им преимущество. И настоящее сулило надежду. При императорском семействе в лице одного болезненного мальчика будущее, казалось, должно было принадлежать сильнейшему. И никто не мог бы по власти превзойти Симеона, дочь которого сидела во дворце, другом являлся патриарх, а огромные армии были готовы в любой момент спуститься во Фракию; и если Константинополь будет принадлежать ему, то и вся Империя будет его, так как Константинополь и есть сама Империя. Амбиции Симеона нельзя считать неосуществимыми. Судьба, однако, не благоволила ему: хотя благодаря этому Болгарии повезло, так как мечты Симеона означали конец политике Бориса. Болгария Бориса с национальным языком и национальной церковью была еще слишком незрелой, чтобы выдержать слияние с империей. Столетием позже она изменилась; Болгария стала признанным всеми народом. Но сейчас, при Симеоне, различные славянские племена и булгары пали бы, греческий императорский дух одержал бы победу, и труды Бориса были бы уничтожены.

Но эти предположения несущественны, так как Симеон допустил просчет. Он не понимал, насколько ненадежным оказалось правительство патриарха. Николай выполнял функции регента при ребенке, чью законность он едва ли признавал, и хотя он и был патриархом, но являлся при этом только лидером своей партии. Другая партия имела своего лидера, чьи требования регентства были гораздо более сильными и гораздо более логичными. Императрица Зоя, мать императора, хотя теперь она временно находилась в изгнании в монастыре, имела значительную поддержку; и вскоре товарищи регенты Николая, утомленные его доминированием, обратились на ее сторону. Едва успел Симеон возвратиться в Болгарию, как Зоя вернулась из изгнания и предъявила обвинение правительству[339].