История Петербурга наизнанку. Заметки на полях городских летописей

А вот почему. Со временем чиновникам стало понятно, что Лесному институту его огромная территория просто не нужна, и казна решила подзаработать: участки земли начали продавать или сдавать в аренду дачникам. Поскольку эти места считались самыми здоровыми в гигиеническом отношении среди всех петербургских предместий, желающих осесть в Лесном становилось с каждым годом все больше. Журналист Владимир Петрович Бурнашев, писал в 1838 году об «уютных летних домиках», выстроенных недавно на принадлежавших институту участках: «они оживотворили мертвые, скучные пустыри и доставили Лесному институту значительный капитал, который служит к поддержанию и улучшению заведения». А вот уже мнение одного из дачников, известного литератора и цензора Александра Васильевича Никитенко, год 1841: «Перебрался на дачу за Лесной корпус. Погода редкая. Не только тепло, даже жарко. Крошечный садик мой похож на пушистое зеленое гнездышко. К сожалению, я не могу поселиться в нем безвыездно, а буду посещать его только набегами, для свидания с семьей и для кратковременного отдыха. Я прикован к Петербургу делами и необходимостью регулярного заработка».

Так вот и родился топоним: после открытия дачной эпохи всю местность стали именовать Лесным корпусом, а затем просто Лесным. Поскольку дачников было немало, новое имя передавалось из уст в уста и обрело, наконец, постоянные права жительства в столичной топонимике.

Лесновские места долго сохраняли популярность. Несмотря даже на то, что годы и расширение города брали свое. Вот из записей того же Никитенко за 1854 год: «Сильно надоел мне этот Лесной корпус. В нем все переменилось — лес истреблен, поля заняты огородами, население умножилось, развелись кабаки, — одним словом, вышел дрянной городишко». И все-таки другой современник отмечал в 1886 году: «Обилие зелени и сухой здоровый воздух привлекают в эту местность весьма много из зажиточного класса петербургского населения, преимущественно петербургского купечества». А известный историк Петербурга Михаил Иванович Пыляев еще двенадцатью годами позже констатировал, что Лесной «является любимейшей и многочисленнейшей дачной колонией с населением, достигающим в летнее время до 30 с лишком тысяч, из коего с каждым годом все более и более остается в Лесном и на зиму».

Но все же со временем Лесной, как дачное предместье, стал сдавать позиции. Дачники начали перебираться в Шувалово, Озерки, Парголово. А здесь становилось все больше тех, кто избрал Лесной по скудости средств. Петр Петрович Гнедич, вспоминая об артистах императорских театров начала XX века, рассказывал: «Последние же актеры ютились на таких окраинах, куда казенные экипажи не посылались. Один даже жил круглый год в Лесном и, не имея возможности тратить даже на трамвай, ежедневно отмерял десятиверстное расстояние пехтурой, несмотря на слякоть и холод».

Нынешний свой облик Лесной начал приобретать в 1960-е годы. И тут уже не осталось следа не только от лесов — от дачных садов тоже. Теперь это обычный район города, со всеми присущими мегаполису достоинствами и недостатками.

Пять, шесть, восемь… Так ли уникальны Пять углов?

«В отличие от официальных наименований магистралей и площадей, Пять углов живут исключительно в живой традиции, — писал историк Петербурга Александр Валерьевич Кобак. — Есть в этом и легкая усмешка, и точность, и какая-то домашняя простота, не свойственная строгой и чопорной традиции петербургских наименований и напоминающая скорее былую патриархально-купеческую Москву».

Пять углов: это название вошло в петербургский обиход еще в конце XVIII столетия, а в XIX веке стало достоянием литературы. У Пяти углов жил некоторое время герой «Преступления и наказания» Родион Романович Раскольников. Алексей Константинович Толстой писал в 1870-х в шуточной «Оде на поимку Таирова»:

Близ лавок и трактиров,

Скрываясь там и сям,

По-прежнему Таиров

Пугал собою дам.

Однажды шел он важно

Вблизи Пяти углов,

Его узрел отважный

Сенатор Муравьев…

Пять углов упоминаются у Александра Ивановича Куприна и Осипа Эмильевича Мандельштама. Сергей Донатович Довлатов писал роман «Пять углов». Да и подростковая газета под названием «Пять углов» тоже оставила свой след в жизни города.

Почему перекресток Загородного проспекта с улицами Ломоносова, Рубинштейна и Разъезжей получил такое имя, объяснять вряд ли надо. Как правило, у перекрестков по четыре угла, а вот здесь их получилось пять, желающий может пересчитать сам.

Широкая известность этих Пяти углов породила уверенность в том, что такое явление — уникально, причем оно присуще именно Петербургу и этому конкретному перекрестку. Но так ли это?