История Петра Великого

В это время некоторым образом роль дядьки юного царя Петра играл князь Борис Алексеевич Голицын, двоюродный брат Василия Васильевича. Барон Келлер в донесении 1686 года называет его «близким советником и другом» царя. И он, подобно Василию Васильевичу Голицыну, принадлежал к числу тех немногих русских вельмож, которые находились в довольно оживленных отношениях с жителями Немецкой слободы и владели разными языками. Келлер, Лефорт, Гордон отзывались довольно выгодно о Борисе Голицыне; они знали его короче, чем Невиль, называвший его неучем, человеком без всякого стремления к образованию, пьяницей. Из дневника Корба мы узнаем, что дети Бориса Алексеевича воспитывались польскими наставниками и что в его доме проживали польские музыканты [123]. Из введения в изданной в Оксфорде в 1696 году и посвященной князю Борису Голицыну грамматике русского языка видно, что он считался хорошим знатоком латинского языка. В его письмах к царю Петру местами встречаются латинские слова и выражения. Можно думать, что Борис Алексеевич Голицын своим образованием далеко уступал Василию Васильевичу Голицыну. Однако мы знаем, что он был хорошо знаком с весьма тщательно образованным Андреем Артамоновичем Матвеевым, с датским резидентом Бутенантом фон Розенбушем и другими лицами, принадлежавшими к лучшему обществу того времени. Нельзя сомневаться в том, что он любил попойки, и в этом отношении был также товарищем Петра. Для последнего особенно важным обстоятельством было то, что связи, наклонности и общественное положение Бориса Голицына доставили ему возможность служить посредником между юным царем и жителями Немецкой слободы, которым было суждено сделаться наставниками царя.[124]

О матери Петра, царице Наталье Кирилловне, мы знаем только то, что она в это время была недовольна прогулками Петра на воде и, как увидим ниже, раздражалась образом действий Софьи. Она женила Петра, быть может, в надежде, что он привыкнет сидеть дома, вместо того чтобы заниматься постройкой судов в Переславле. Невестой молодому царю была избрана Евдокия Федоровна Лопухина, дочь окольничьего Федора Абрамовича, и 27 января 1689 года состоялось бракосочетание.

Правительница Софья видела, как вырастал ее брат Петр, между тем как царь Иван, впрочем также женившийся в это время, в некотором смысле всегда оставался несовершеннолетним; можно было ожидать, что Петр скоро будет в состоянии взять в руки бразды правления. Есть основание думать, что вследствие этого Софья мечтала, как бы удержать за собой хотя некоторую долю власти; она приняла меры для превращения, буде возможно, двоевластия — в троевластие. Тотчас же после заключения вечного мира с Польшей она присвоила себе титул самодержицы [125]. С того времени все правительственные бумаги являлись с означенным титулом. В этом чрезвычайно смелом действии царевны заключалось нарушение прав братьев ее. Софья своим поступком наделала шуму. Барон Келлер доносил своему правительству: «Здесь сомневаются, чтобы младший царь, достигнув совершеннолетия, оставался доволен таким поступком». Мы не знаем, как думал сам Петр об этом деле; зато сохранилось известие о резком замечании, сделанном по этому поводу царицей Натальей Кирилловной. «Для чего учала она, — сказала царица о Софье, — писаться с великими государями обще? У нас люди есть, и того дела не покинут» [126].

Пока, однако же, никакой открытой борьбы не было. Софья начала действовать еще смелее. Накануне дня св. митрополита Алексея, 19 марта 1686 года, она торжественно явилась перед народом, как никогда не являлись даже царицы. Рядом с царями она стояла в храме и вообще участвовала во всей церемонии в Чудовом монастыре. Такие случаи повторялись чаще и чаще.

Все это возбуждало негодование в кругу приверженцев и родственников царя Петра. Особенно резко высказывались относительно образа действий царевны князь Борис Алексеевич Голицын и Лев Кириллович Нарышкин. Клевреты Софьи, узнав об этом, сильно беспокоились и находились в раздражении. Утешая Софью, Шакловитый говаривал: «Чем тебе, государыня, не быть, лучше царицу известь». Даже Василий Васильевич Голицын, как рассказывали, выразил такую же мысль, замечая: «Для чего и прежде вместе с братьями ея не уходили? Ничего бы теперь не было» [127]. Шакловитый, склонный к энергичным действиям, распорядился об аресте некоторых подозрительных людей и собственноручно пытал их за то, что они сожалели о номинальном лишь царствовании Петра. Лиц, неосторожно выражавших свою безусловную приверженность к Петру, наказывали строго — вырезанием языка, отсечением пальцев и т. п.

Опять, как в 1682 году, начались тайные сношения между Софьей и стрельцами. В августе 1687 года в селе Коломенском она сказала Шакловитому: «Если бы я вздумала венчаться царским венцом, проведай у стрельцов, какая будет от них отповедь». Отповедь стрельцов была уклончивой; они не хотели подать челобитную о принятии Софьей короны.