История Пиноальбара и Кулинарная книга Рэтфорда Шванка

Медведь отложил перо и поднял взгляд. Со сломанной рукой на перевязи бежала весёлая кудрявая Кнокс-Покс. Белые свежие бинты красиво выделялись на фоне её красного платья и были ей очень к лицу. Дело было так: два дня назад Кнокс-Покс прогуливалась по древним руинам, в том месте, где горы выходят прямо к морю, и одичавший виноград цветёт мелкими пупырышками на жёлтом песчанике, изъеденном солью и солнцем. Прямо с косогора, по которому козы пробили тропинку и уже в начале лета объели всю траву, Кнокс-Покс перебралась на голову прекрасной мраморной кариатиды.

Чудесная каменная девушка когда-то подпирала головой балкон террасы, но разрушительное милосердие времени освободило её от лишних забот, и теперь свободная кариатида вольно стояла на краю обрыва просто так. И на голове у неё не было ничего, кроме Кнокс-Покс, смотревшей на рыбачьи паруса в голубой дали моря и на белое облако в вышине над заливом. Кнокс-Покс заметила жука, ползущего по голому мраморному плечу. «А если ей щекотно?» — подумала добрая девочка, пожалевшая прекрасную кариатиду, и попыталась дотянуться до жука ногой, чтобы тот испугался и ушёл. Но нога Кнокс-Покс не доставала до жука, а на расстоянии жук не боялся. Тогда Кнокс-Покс легла на живот и попыталась дотянуться рукой, но достать рукой тоже было решительно невозможно. Потом она некоторое время дула, надувая щеки и зажмуриваясь от усердия. Но жук крепко держался цепкими лапами, и только усами делал недовольные знаки. Так продолжалось до тех пор, пока Кнокс-Покс не вспомнила свою легендарную бабушку Коломбу-Бланш де Шанет, умевшую летать. Кнокс-Покс встала и попробовала осторожно опереться ногой на воздух. Она всем своим телом почувствовала, что весь простор и высота, небо и воздух созданы для полёта.

Ощущение чуда было таким волшебно-реальным, что она сделала шаг и упала с головы кариатиды вниз, на отлогий склон горы. Пролетая над кустами тёрна и можжевельника, она подумала: «А ведь я очень давно не видела мастера Сенквикастера! Куда он запропастился?» Вот, собственно, и всё.

Теперь белоснежные бинты очень шли к её загорелому лицу и красному платью.

— Здравствуй, Штейн! — сказала Кнокс-Покс.

— Привет! — сказал медведь Штейн и погладил девочку по голове, — вот мастер Сенквикастер прислал письмо. Сенквикастер путешествует в дальних краях и пытается найти разгадку страшной тайны. Не желаешь послушать рассказы о его разысканиях?

— Само собой. Это же секретное письмо?

— Конечно секретное. Куда я его дел?… эээ, вот оно. Так… Здравствуйте… ля-ля-ля… приветы…

Тебе привет.

— Спасибо.

— Мастер Сенквикастер пишет, что герцог Борн живёт в ссылке в хижине в лесу… так… жена герцога Борна — Бертольда Борнская… так… Бертольда Борнская покинула ссыльного герцога Борна и вернулась в Ликлаутанию. Вот, что удалось разузнать Сенквикастеру про Бертольду. Слушай, что пишет этот наш историк.

Кнокс-Покс устроилась поудобнее на стопке потертых фолиантов, заляпанных свечным воском, и приготовилась слушать медведя.

Таинственная история детства Бертольды Ликлау

«Прошлое увлекает нас в свою обратную даль, мы уходим в него, потому что ещё не известно, в каком направлении течёт время. Краски памяти оживляют дорогие воспоминания, трепет надежды румянит щёки былых радостей, мы забываем мелочи, но внезапная фраза, взгляд или кузнечик, шевелящий усами на зелёной травинке, живут вечно, возвращая нас снова и снова к тем временам, когда мы не имели ни малейшего представления о дне нынешнем. Мы хотим, чтобы наступило прошлое, очищенное от страданий, от наших неловких слов, темных поступков и беспокойных мыслей. Мы желаем, чтобы змея времени ухватила себя за хвост, и пришло умиротворение вечности.

Румяная, смуглая, пахнущая мандаринами и мятой, маленькая инфанта Бертольда Ликлау страстно ненавидела короля Ликлаутании Филиппа Четвёртого Глухого — своего дедушку, потому что дедушка был глухим, как пробка. Каждое утро ни свет, ни заря маленькую инфанту будили голоса баронов и рыцарей, собиравшихся на государственный совет у её деда. Они говорили очень громко, чтобы Филипп Глухой мог хоть что-нибудь расслышать. Спальня инфанты примыкала к большой дворцовой галерее сигнатуры, где и галдели шумные бароны.

Маленькая инфанта Бертольда начинала злиться ещё во сне, а когда просыпалась, настроение у неё портилось окончательно. Она вылезала из кровати, подходила к остывшей печке с рисунками кораблей на цветных кирпичах и смотрела в окно. За неровными стёклами, залитыми струями дождя, тянулся плоский песчаный берег. Во время отлива море уходило так далеко, что и не разглядишь.