История политических и правовых учений

Но печальная развязка произойдет еще очень нескоро, а пока (1610 г.) Гоббс отправляется в Европу. Трехлетнее пребывание на континенте предусматривало и занятия, и осмотр достопримечательностей. Вторая поездка в Европу в 1629 г. совпала с эпизодом очередного обострения непрекращавшейся Тридцати летней войны. Гоббс возвратился домой лишь в 1631 г. Состоявшаяся вскоре очередная поездка оказалась наиболее плодотворной в научном отношении. Гоббс встречается и обменивается мыслями с наиболее интересными представителями европейской науки, занимается в кружке картезианцев Марена Мерсенна, наносит визит Галилею во Флоренции, в Париже беседует с Пьером Гассенди.

Творческие контакты расширяют интеллектуальный кругозор Гоббса, уточняют научный угол зрения. Особенно плодотворным оказалось знакомство и работа с остроумнейшим и глубоким Фрэнсисом Бэконом. На склоне лет тот освободился от обременительных обязанностей лорда-канцлера и посвятил свой досуг любомудрию. Современники рассказывают, что сэр Фрэнсис имел обыкновение диктовать свои афоризмы, прогуливаясь по саду. Неизменным помощником, который умел толково схватить и записать его мысли, перевести его эссеистику с латинского на английский, был тогда еще мало известный Томас Гоббс. Но польза была обоюдной.

Гоббс проникся уважением к бэконовскому эмпирическому методу, к его анализу различных видов опытного познания, «плодоносным» и «светоносным» экспериментам, знакомился с «типологией заблуждений человеческого ума и опаснейшими идолами разума». Больше всего его привлекала бэконовская формулировка индукции как метода исследования законов («форм») природных явлений в целях их плодотворного использования в человеческой и прежде всего в государственно-правовой практике.

Еще одним важным пунктом его методологических поисков стало знакомство с евклидовыми «Элементами». Аксиоматический подход, разработанный греками, когда из некоторых исходных положений остальные утверждения выводятся логическим путем посредством доказательств, занял свое место в инструментарии Гоббса. Дж. Обри писал: «Так он полюбил геометрию», т. е. нашел свой метод.

Первая опубликованная работа Гоббса — блестящий перевод «Истории пелопонесских войн» Фукидида (1628) открывает вторую, «писательскую» половину его жизни. Далеко не случайно автор привлек внимание сограждан к античной классике. В истории Древней Греции он увидел грозное предупреждение грядущей революции и гражданской войны. Противостояние парламента и короля становилось все более жестким, обстановка — угрожающей.

Одиннадцать тягостных лет (1640—1651 гг.) мыслитель находится в вынужденной эмиграции, но мира не находит и во Франции. По иронии судьбы, как будто по чьему-то точному расчету, его добровольная ссылка совпадает с войнами и мятежами, восстаниями и дворцовыми интригами. Эти годы лишений и опасностей напоминают Гоббсу о «естественном состоянии», в котором люди пребывают без сильной государственной власти, заставляют задуматься над почти шекспировским вопросом «быть или не быть?». Быть или не быть современному, целостному, независимому и централизованному государству, о чем вопрошал еще Макиавелли? Быть или не быть могучей, эффективной и суверенной политической власти, о которой во

Франции писал Ж. Боден? Быть или не быть праву, не произвольному и эфемерному, а естественному и реальному? В конце концов, быть или не быть самому человеку, живущему в безопасности, пользующемуся плодами стабильности, правопорядка и свободы, как убеждают его коллеги, голландские теоретики Г. Гроций и Б. Спиноза?

На эти вопросы Гоббс ищет ответы в истории и современности, в умозрительных доктринах и поучительном опыте других стран и народов. Он использует разные подходы, разрабатывает «Основы философии», публикует произведения «О гражданине», «О теле», «О человеке». В 1651 г. выходит его главная книга «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского». Последние десятилетия жизни также проходят в напряженных литературных трудах, в острых спорах с оппонентами.

Государственно-политическую и правовую доктрину, содержащуюся в его работах, Гоббс защищает исходя из определенных представлений о природе индивида. Если Аристотель рассматривает человека скорее через «розовые очки», как существо разумное и общежительное, то англичанин, печальный свидетель ужасных катаклизмов, тяготеет к позиции Макиавелли. Гоббс расценивает и человека, и народ в целом как «ребенка сильного, но злонамеренного» («puer robustus, sed malitiosus»); человек не лишен умственных способностей, но его эгоистическая природа не позволяет ему ужиться с себе подобными.