История правления короля Генриха VII

Вскоре, однако, сэру Николасу представилась возможность отправить 15-летнего Фрэнсиса в Париж, приписав его к английскому посольству при французском дворе[471]. Это отвечало общепринятой в дворянской среде того времени практике — по завершении молодыми людьми образования на родине отправлять их в длительное путешествие за границу для «шлифовки» манер, иностранного языка, наконец, просто для «расширения кругозора». В данном случае речь шла не только об этом. Его выдающиеся способности обнаружились рано и потому отец очень рассчитывал на успешную карьеру сына при дворе Елизаветы I. Пребывание во Франции, помимо знакомства с ее культурой, должно было обеспечить Фрэнсису доступ к новым книгам и рукописям, знакомства в ученых кругах и хорошую школу европейской политики. Во Франции Фрэнсис Бэкон находился с сентября 1576 по март 1579 г., когда известие о смерти отца призвало Фрэнсиса на родину. И здесь он обнаружил, что отныне материальные средства его оказались более чем скромными[472] — доставшаяся ему пятая часть отцовских владений приносила годовой доход, совершенно недостаточный для жизни в условиях столь привычного с раннего детства комфорта[473]. Вернуть же их можно было, лишь следуя по стезе отца, т. е. заслужив милость двора. Однако «путь наверх» оказался для Фрэнсиса столь трудным (несмотря на живую еще при дворе память о сэре Николасе и на родственные связи с влиятельными советниками королевы), что нередко приводил его в полное отчаяние.

О причинах столь неожиданного поворота фортуны мы еще сумеем поразмыслить ниже. Здесь же приведем слова самого Бэкона. В 1605 г. после очередного разочарования в надеждах на расположение и милость двора Бэкон признал — в письме к другу, — что совершил «величайшую ошибку». «Зная себя по внутреннему голосу, я был призван держать в руках книгу», но вместо этого, продолжал он, «я посвятил свою жизнь гражданским делам, для которых я не очень пригоден»[474]. Однако подобные мысли стали одолевать Бэкона гораздо позднее. В начале же 80-х годов он был еще полон розовых надежд: его дарования были хорошо известны при дворе, о них знала сама королева, на аудиенцию к которой сэр Николас приводил своего «младшего сына, но первого наследника», наконец, родной дядя Бэкона лорд Берли[475] (Burghley) был самым влиятельным лицом при дворе.

Первым шагом на пути к политической карьере было избрание Бэкона, не без помощи дяди, членом палаты общин. В то же время в ходе усиленных занятий философией и юриспруденцией у него созревает план коренной реформы наук, реализация которого станет вскоре смыслом его жизни. Так или иначе, но в молодом юристе стремление к придворной карьере уживалось с рано сложившимися глубокими научно-философскими интересами и нет сомнений, что это соседство не приносило пользы ни той, ни другой его склонности. Так, ставшее вскоре известным направление его мысли настораживало и отпугивало «влиятельных лиц», от которых зависело его продвижение. Заботы о карьере отнимали немало умственных и физических сил, не говоря уже о глубоких душевных страданиях, связанных с неудачами и разочарованиями, поджидавшими его на этом пути.

Между тем на юридическом поприще Бэкон делает успехи: в 1586 г. он становится старшиной юридической корпорации, строит себе новый дом в Грейвс-Инн, его имя приобретает известность, что обеспечивает ему довольно широкую судебную практику. Однако Бэкон отнюдь не желал оставаться в этом положении, не желал, чтобы, по его собственному выражению, «судебная палата стала его катафалком»[476]. Для свершения задуманного им научного подвига, — а он считал это своим предназначением, — ему нужны были крылья куда большего размаха, ибо речь шла о перевороте в науке не только его родины, но и Европы в целом. Только достижение определенного положения при дворе могло бы, по его глубокому убеждению, превратить мечту одиночки в дело общегосударственной важности. Этих крыльев ему еще долго будет недоставать.

В 1589 г. Бэкону было отказано в должности более чем скромной — «регистратора» Звездной палаты, — но зато несомненно доходной (он получит ее только двадцать лет спустя). Свое состояние — после столь открыто проявленного пренебрежения к его родовому имени, к его общепризнанным талантам — Бэкон выразил в словах достаточно сильных: «Я сейчас в ярости, подобно соколу: вижу случай послужить, но не могут взлететь, так как привязан к руке другого»[477]. Это был прозрачный намек на препятствия, чинимые Уильямом Сесилем — лордом Берли — всякий раз, когда заходила речь о предоставлении Бэкону должности, которая могла открыть ему «путь наверх». Разумеется, не за свое «место под солнцем» опасался лорд Берли, он думал о будущем своего сына — помехой на его пути могли стать ум и познания Бэкона.