История правления короля Генриха VII

В 1593 г. Бэкон был избран в палату общин, где его вскоре заметили как выдающегося оратора. И здесь он совершил нечто такое, что не только не приближало, но намного отдаляло его от цели. Во время обсуждения в палате общин запроса королевы о предоставлении ей довольно крупной субсидии[483] не кто иной как Бэкон, выступил с критическими замечаниями. Он счел испрашиваемые субсидии «ужасающими». Бремя поборов, лежащее на «бедных подданных», указывал он, таково, что они не в состоянии его нести. Если так будет продолжаться, то джентльмены должны будут продать свои столовые приборы, а фермеры — свои медные котлы, прежде чем они смогут выплатить причитающиеся с них суммы. И, в заключение своей речи, Бэкон, обращаясь к членам палаты общин, напомнил: «Что же касается нас, то мы находимся здесь для выявления ран на теле государства, а не для того, чтобы их покрывать. Мы не должны дать себя убедить в том, что подданные богаче, чем они есть в действительности»[484].

Разумеется, зачисление джентльменов в разряд «бедных» подданных был всего лишь риторическим приемом оратора, но само по себе выступление против испрашиваемых королевой налогов было, несомненно, актом гражданской смелости Бэкона, актом, принесшим ему, с одной стороны, на долгие годы популярность парламентского оратора[485] и знатока конституционного права, а с другой — столь острое недовольство Елизаветы, что она запретила ему появляться в ее присутствии и обращаться к ней письменно. Естественно, в этих условиях о придворной карьере и помышлять нельзя было. Гнев и возмущение королевы «поведением» Бэкона в парламенте не могли умерить ни его верноподданические и «извинительные» письма на ее имя, ни даже ходатайство фаворита Елизаветы, графа Эссекса, выступавшего в качестве «покровителя» и «ценителя» таланта Бэкона. Ставшая к тому времени вакантной должность коронного адвоката, которой Бэкон добивался, снова была предоставлена не ему, а другому претенденту. И хотя в последующие годы «эпизод с Бэконом» был Елизаветой «забыт» и ему предоставлено было почетное, но не приносившее дохода звание «экстраординарного поверенного королевы», она до конца жизни своей оставалась по отношению к нему, по выражению биографа, «щедрой на улыбки, но никогда не проявляла щедрости руки»[486].

Между тем к услугам Бэкона прибегали во всех тех случаях, когда двору требовались его разносторонние знания, юридический опыт и дарование стилиста. Так, когда необходимо было ответить на хулу, возведенную на правление королевы Елизаветы I в пасквиле иезуита Парсонса (уверявшего читателей, что со времени Реформации, и в особенности правления Елизаветы, Англия впала в бедность, разорение и смуту), Бэкон публикует памфлет под названием: «Замечания по поводу одного пасквиля» («Observations upon a libel»), в котором читатели убеждаются в обратном: никогда еще Англия не была столь богатой и процветающей, как в «счастливое правление великой королевы».

Точно так же, когда требовалось юридически обосновать, что поднятый графом Эссексом мятеж (1599 г.) был актом измены и потому необходимо «примерно наказать» бывшего фаворита королевы, отстаивать интересы короны снова поручили Бэкону. И он не остановился перед тяжелым моральным выбором — ведь Эссекс был многие годы его щедрым покровителем, считавшим Бэкона своим доверенным лицом[487]. Интересы короны требовали отправить Эссекса на плаху, и Бэкон сделал все, что от него требовалось, — Эссекс был казнен в 1601 г.[488]

В 1597 г. были опубликованы «Опыты, или Наставления» Бэкона — сочинение, принесшее автору широкую известность «морального философа» и писателя. В посвящении своему брату Энтони Бэкон из ложной скромности сравнил свой труд с «плодом, сорванным незрелым во избежание воровства». Позднее, когда он мог уже себе позволить говорить то, что думал, Бэкон писал об «Опытах»: «Они принадлежат к лучшим плодам, которые с божьей милостью могло принести мое перо»[489]. Во всяком случае, читательский успех был столь велик, что потребовались еще два значительно дополненных прижизненных издания (в 1612 и в 1625 гг.)[490].

Появление на английском престоле Якова I Стюарта (1603 г.) пробудило надежды Бэкона на перемену фортуны: Яков I слыл «ученым» и, следовательно, «не мог» остаться равнодушным к «новой философии» и ее создателю. «Я чувствую себя, как человек, пробудившийся от сна», — писал в те дни Бекон. Однако и в начале нового правления Бэкона ожидали лишь новые разочарования.