История правления короля Генриха VII

В целом идее прогресса принадлежит важное место в философско-историческом наследии Бэкона, хотя и в этой линии его рассуждений нетрудно обнаружить и непоследовательность, и явные противоречия. Начать с того, что идея прогресса сформировалась у Бэкона прежде всего по сугубо специальному поводу: в связи с непрекращающейся — со времени позднего Возрождения и до начала XVIII в. — дискуссией между «модернистами» и «классиками» по вопросу о соотношении культурного наследия древности и культуры нового времени[535]. Очевидно, что для преодоления завещанной Возрождением идеализации классической древности, рассматриваемой как непревзойденный эталон всего того, что вкладывалось гуманистами в труднопереводимое понятие virtu (добродетель, доблесть) — предела возможностей человеческого духа, — нужны были и более высокая степень секуляризации человеческой мысли, и более адекватное представление об истинном и мнимом в критериях и оценках сравниваемых состояний, а главное, об истинных путях, методах интеллектуальной деятельности и тем самым об исторических перспективах этой деятельности[536].

Бэкон в ходе упоминавшейся дискуссии оказался на стороне «модернистов», усматривавших в свершениях человека нового времени образцы, «превосходящие» доблесть древних. Однако свою позицию он аргументировал не формально, а исторически (хотя речь при этом шла только об истории наук и искусств).

То обстоятельство, что для Бэкона критерием для определения места эпох в ходе истории служило состояние науки и искусств (промышленных!), не должно удивлять. Ведь он был создателем философии «новой науки», призванной — по крайней мере в идеале — служить прогрессу материального производства. «Число веков, — отмечал Бэкон, — если правильно поразмыслить, оказывается весьма малым, ибо из двадцати пяти столетий, которые приходятся на науку и сохраняют в памяти людей, едва ли можно насчитать и выделить шесть столетий, плодотворных для науки... Пустынных и заброшенных областей во времени не меньше, чем в пространстве»[537].

Именно в этой области, как уже отмечалось, Бэкон преодолел циклическую концепцию исторического времени, возобладавшую к XVI в. в ренессансном историзме. Он рассматривал смену эпох расцвета и упадка наук не как проявление некоей циклической закономерности, заложенной в самом процессе научного творчества, а как следствие специфических условий, в которых — в соответствующие эпохи — развиваются науки и искусства. «Одни умы, — отмечал Бэкон, — склонны к почитанию древности, другие увлечены приверженностью к новизне. Но лишь немногие умы могут соблюдать такую меру, чтобы не отбрасывать то, что должным образом установлено древними, и не пренебречь тем, что верно предложено новыми. Этим наносится большой ущерб философии и наукам, ибо это скорее следствие увлечения древним и новым, а не суждения о них. Истину же должно искать не в удачливости какого-либо времени... а в свете природы и опыта»[538]. То обстоятельство, что тысячелетний «средний век» «выпал» из истории науки, явилось следствием помех, которые стояли на ее пути, — церковь, политические режимы, схоластика. «Если бы в течение многих веков, — писал Бэкон, — умы людей не были заняты религией и теологией и если бы гражданские власти (особенно монархические) не противостояли такого рода новшествам... то, без сомнения, возникли бы еще многие философские и теоретические школы, подобные тем, что некогда в большом разнообразии процветали у греков»[539].

Развитие наук и «механических искусств» в новую эпоху — с момента изобретения книгопечатания, магнитной иглы и Великих географических открытий — намного превзошло достижения древних. «Наше время, — подчеркивал Бэкон, — по развитию знаний вовсе не уступает, а в ряде случаев и значительно превосходит те времена, что выпали на долю греков и римлян»[540]. Человеческий ум ненасытен. Получив в «новой индукции» ариаднину нить, ведущую не к словам о вещах, а к самим вещам, он будет все глубже проникать в тайны природы. С этих пор развитие наук и искусств обрело необозримые горизонты. «Ведь именно в нашу эпоху земной шар каким-то удивительным образом сделался открытым и доступным для изучения... Это достижение нашего времени, так что оно полным правом могло бы взять своим девизом знаменитое “plus ultra”, в сравнении с древними, провозгласившими “non ultra”»[541].