История правления короля Генриха VII

В целом значение категории времени в системе воззрений Бэкона очень велико. Можно только удивляться, что до сих пор данная проблема не стала предметом специального исследования. Заметим в этой связи, что наряду с провиденциальным смыслом истории Бэкон вынес за пределы науки и столь характерную для средневековья оппозицию внутри самого времени — «прошедшее — будущее», в рамках которой «настоящее» выступает и разделительной гранью и соединяющим звеном[530]. Перенесение центра тяжести в рассуждениях Бэкона о времени с модуса прошлого на модус будущего придавало историческому движению перспективу и качественную необратимость. Традиционное представление о «вращении времен» приобретало постепенно характер линейной смены времен и состояний (возраста) мира[531]. Суть истории все чаще отождествляется с поступательными изменениями, с прогрессом, пусть для начала только в движении наук и искусств.

Однако напрасно искать у Бэкона сколько-нибудь определенного ответа на вопрос: чем обусловливается смена исторических эпох? Только в его истолковании мифа о Прометее обнаруживаются какие-то подходы к возможным ответам: «Во всем многообразии Вселенной древние особо выделяли организацию и конституцию человека, что они считали делом Провидения... Но особенно важно То, что человек с точки зрения конечных причин рассматривается здесь как центр мироздания, так, что, если убрать из этого мира человека, все остальное будет в таком случае казаться лишенным главы, неопределенным и бессмысленным»[532]. И тем не менее человек, этот центр Вселенной, это самое совершенное создание на Земле, остался недовольным своей природой и неудовлетворенным собой. В этом свойстве человеческой натуры никогда не довольствоваться настоящим, данным, достигнутым, а стремиться ко все более совершенному состоянию Бэкон увидел разгадку движения человеческой истории в самом исходном ее звене[533]. «Ведь те, кто безмерно превозносит человеческую природу или искусства, которыми овладели люди, кто приходит в несказанный восторг от тех вещей, которыми они обладают... не приносят никакой пользы людям... они уже не стремятся вперед. Наоборот, те, кто обвиняет природу и искусство, кто беспрерывно жалуется на них, те безусловно... постоянно стремятся к новой деятельности и к новым открытиям». Мысль Бэкона предельно ясна: только благодаря тому, что человек деятельно проявляет недовольство тем, чем он уже располагает, история продвигается вперед.

Разумеется, подобный ответ остается в границах научной цели Бэкона — убедить современников и потомков в необходимости не доверять «божественный дар (т. е. разум. — М. Б.) ленивому и медлительному телу», а связать две стороны человеческой деятельности — «догматическую» и «эмпирическую» — воедино. С точки зрения истории цивилизации в приведенном суждении Бэкона гораздо больше исторического смысла, чем в этатистской концепции истории, господствовавшей в ранессансном историзме и рассматривавшей государство в качестве важнейшего движущего начала человечества.

Итак, в основе смены исторических эпох лежит «прометеев» статус человека, или, что то же самое, «школа Прометея»[534]. Характер каждой такой эпохи определяется мерой влияния на ход истории людей, принадлежащих к этой «школе». Тем, что историческая мысль Бэкона включала не только прошлое и настоящее, но и будущее, рассматривала настоящее не только с позиции прошлого, но и будущего, она знаменовала собой крупный шаг вперед по сравнению с историзмом Возрождения.

Историческое значение выдвинутых Бэконом положений в этой области было бы трудно переоценить. В самом деле, хотя к началу XVI в. учение Августина (отождествлявшее исторические изменения с упадком и порчей, движением к «концу мира») уже было в значительной мере подорвано христианским гуманизмом Возрождения, однако его собственного исторического оптимизма хватило лишь для допущения возможности улучшений прежде всего моральных и литературных. Два обстоятельства мешали христианским гуманистам сделать более далеко идущие выводы из данной им весьма высокой оценки возможностей и призвания человека в этом мире: во-первых, строгое соблюдение границ, предписанных Библией, и, во-вторых, поиск эталонов человеческих доблестей в классической древности.