История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса

Ужели пасторы бывают таковы?

И ряса и парик куда как не новы.

Добро б лисицу в нем учуял нюх собачий,

От тухлой ветчины лисою пахнет паче! {*}

Но собственному как поверить оку, друг,

Коль свора в пасторе учует зайца вдруг?

А Феб ошибся бы грубей, чем гончих свора,

Когда б узрел в тебе великого актера!

{* Когда гончей предстоит погоня за лисицей, по земле волочат кусок тухлой ветчины и пускают собаку сперва по этому следу. (Примеч. автора.)}

С этими словами бард сдернул с актера парик и получил одобрение всей компании - больше, пожалуй, за ловкость руки своей, нежели за стихи. Актер, чем ответить какой-либо проделкой над поэтом, стал изощрять свои таланты все на том же Адамсе. Он продекламировал несколько остроумных отрывков из пьес, возводящих хулу на все духовенство в целом, и они были встречены шумным восторгом всех присутствующих. Теперь пришел черед учителю танцев выказать свои таланты; и вот, обратившись к Адамсу на ломаном английском языке, он сказал ему, что он "есть человек, ошшен хорошо стеланны тля танцы, и сразу видно по его походке, что он утшился у какойнибудь большой утшитель"; приятное качество в священнике, сказал он, если тот умеет танцевать; и в заключение попросил его исполнить менуэт, заметив, что его ряса сойдет за юбку и что он сам пройдется с ним в паре. С этим словом он, не дожидаясь ответа, стал натягивать перчатки, а скрипач поднял уже смычок. Присутствующие начали наперебой предлагать учителю танцев пари, что пастор его перетанцует, но он уклонился, говоря, что и сам не сомневается в том, так как он в жизни не видывал человека, который казался бы "такой хороши тля танец, как этот тшентльмен". Затем он выступил вперед, готовясь взять Адамса за руку, которую тот поспешно отдернул и сжал в кулак, присоветовав немцу не заводить шутку слишком далеко, ибо он, Адамс, не позволит над собой глумиться. Учитель танцев, узрев кулак, благоразумно отступил, заняв позицию вне пределов досягаемости, и стал передразнивать мимику Адамса, который не сводил с него глаз, не догадываясь, чем он собственно занят, и желая лишь избежать вторичного прикосновения его руки. Тем временем капитан, улучив минуту, воткнул пастору в рясу шутиху, или "чертика", и затем поджег ее свечой для прикуривания. Чуждый подобным забавам, Адамс подумал, что его и впрямь взорвали, и, вскочив со стула, запрыгал по комнате к безграничной радости зрителей, объявивших его лучшим танцором на свете. Как только чертик перестал его терзать, Адамс, несколько оправившись от смущения, вернулся к столу и стал в позу человека, собравшегося произнести речь. Все закричали: "Слушайте! Слушайте!" - и он заговорил так: