История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса

Как только Адамс вошел в комнату, мистер Барнабас представил его незнакомцу, который был, как он сказал, книгопродавцем и мог не хуже всякого другого войти с ним в сношения насчет его рукописей. Адамс, поклонившись книгопродавцу, ответил Барнабасу, что очень признателен ему и что это для него самое удобное: у него нет никаких других дел в столице, и он всем сердцем желал бы поехать обратно домой вместе с молодым человеком, который только что оправился после постигшего его несчастья. Потом он прищелкнул пальцами (как было у него в обычае) и в радостном волнении два-три раза пробежался по комнате. Далее, чтобы подогреть в книгопродавце желание покончить с делом как можно быстрее и дать ему за рукопись высшую цену, он заверил своих новых знакомых, что это для него чрезвычайно счастливая встреча: сейчас у него, как нарочно, крайняя нужда в деньгах, так как свою наличность он всю почти потратил, а в этой же гостинице у него оказался друг, который только что оправился от ран, нанесенных ему грабителями, и находится в самом бедственном положении.

- Так что, - сказал он, - для обеспечения моих и его нужд я не найду более счастливого средства, как безотлагательно заключить с вами сделку!

Когда он наконец уселся, книгопродавец начал такими словами:

- Сэр, я никоим образом не отказываюсь поинтересоваться тем, что мне рекомендует мой друг, но проповеди - это гиблый товар. Рынок так ими забит, что я не хочу иметь с ними дела, - если только они не выпускаются в свет под именем Уайтфилда, или Уэсли, или другого столь же великого человека епископа, например или кого-нибудь в этом роде; или пусть это будет проповедь, сказанная на тридцатое января; или чтоб мы могли проставить на титульном листе: "Печатается по настоятельной просьбе паствы" или, скажем, прихожан; но, право, от рядовых проповедей - извините, прошу меня уволить! Тем более сейчас, когда у меня предостаточно товара на руках. Однако же, сэр, так как мне о них замолвил слово мистер Барнабас, я готов, если вам будет угодно, захватить с собою вашу рукопись в город и прислать вам мой отзыв о ней в самом недалеком времени.

- О, - сказал Адамс, - если хотите, я вам прочитаю две-три речи для образца.

Но Барнабас, которому проповеди надоели не меньше, чем лавочнику фиги, поспешил отклонить это предложение и посоветовал Адамсу отдать свои проповеди в руки книгопродавца; пусть Адамс оставит свой адрес, сказал он, и ему нечего беспокоиться - ответ придет незамедлительно. И конечно, добавил он, можно без тени опасения доверить их книгопродавцу.

- О да, - сказал книгопродавец, - будь это даже пьеса, которая прошла на сцене двадцать вечеров кряду, уверяю вас, она была бы в сохранности.

Последние слова никак не пришлись Адамсу по вкусу; ему, сказал он, прискорбно слышать, что проповеди приравнивают к пьесам.

- А я и не приравниваю, боже упаси! - вскричал книгопродавец, - хотя, боюсь, цензура скоро приведет их к тому же уровню; впрочем, недавно, я слышал, за одну пьесу уплачено было сто гиней.

- Тем позорнее для тех, кто заплатил! - вскричал Барнабас.

- Почему? - сказал книгопродавец. - Они на ней выручили не одну сотню.

- Но разве безразлично, - молвил Адамс, - посредничать ли при подании человечеству добрых поучений или дурных? Разве честный человек не согласится скорей потерять свои деньги на одном, чем заработать на другом?

- Если вы сыщете таких людей, я им не помеха, - отозвался книгопродавец, - но я так сужу: тем лицам, которые зарабатывают произнесением проповедей, им-то как раз и пристало бы нести убытки от издания оных; а для меня - какая книга лучше всего раскупается, та и есть самая лучшая; я вовсе не враг проповедей, - но только они никак не раскупаются; проповедь Уайтфилда я так же рад издать, как любой какой-нибудь фарс.

- Кто печатает такую еретическую мерзость, того надо повесить, говорит Барнабас. - Сэр, - добавил он, обратившись к Адамсу, - писания этого человека (не знаю, попадались ли они вам на глаза) направлены против духовенства. Он хотел бы низвести нас к образу жизни первых веков христианства, да и народу внушает ложную мысль, что священник должен непрестанно проповедовать и молиться. Он притязает на буквальное якобы понимание Священного писания и хочет убедить человечество, что бедность и смирение, предписанные церкви в ее младенчестве и являвшиеся только временным обличием, присвоенным ею в условиях преследования, якобы должны сохраняться и в ее цветущем, упрочившемся состоянии. Сэр, доктрины Толанда, Вулстона и прочих вольнодумцев и вполовину не так вредоносны, как то, что проповедует этот человек и его последователи.