Отвечая на критику С. В. Косиору, а по сути – В. В. Осинскому, Н. И. Бухарин констатировал: «Под […] оргвопросами разумеется соотношение между Совнаркомом и Политбюро ЦК, т. е. основной вопрос соотношения между государственным аппаратом в целом и той партийной машиной, которая этим аппаратом управляет. [О] дна из крупнейших опасностей заключается в том, что наш советский аппарат может оторваться от партийного руководства и пойти по совершенно другим рельсам»[586]. Охарактеризовав конфликт как защиту «профессиональной чести и профессиональных добродетелей корпорации литераторов против корпорации хозяйственников»[587], Бухарин обвинил наркомов в стремлении превратить «централизованную партию в
Наиболее интересным, с точки зрения риторики, стал ответ Л. Б. Красину со стороны К. Б. Радека, который в этот период и позднее активно поддерживал Л. Д. Троцкого: постановка вопроса о «литераторах» некорректна постольку, поскольку Г. Е. Зиновьев как председатель Петросовета сам является хозяйственником[589]. С точки зрения риторики потому, что, в отличие от Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьев не вникал в хозяйственные вопросы: их решением занимались совершенно другие люди. Отметим, что Г. Е. Зиновьев, называвший себя на партийных форумах «литератором», считал себя прежде всего большевистским организатором. Когда во 2-й половине 1920-х гг. один из деятелей сталинско-бухаринского руководства поинтересовался, получал ли Зиновьев гонорары в Государственном издательстве, последний четко указал: «За все годы революции я не получал ни копейки ни в Госиздате, ни в других издательствах – ни в Питере, ни в Москве, ни в других городах. Равным образом не получал ни копейки ни в “Правде”, ни в “Известиях”, ни в Москве, ни в Питере, ни в провинции. Равным образом не получал ничего от заграничных издательств и газет. За последний год я разрешил близким друзьям взять несколько тысяч рублей из Госиздата. Надлежащая часть этих денег была внесена в партийную кассу взаимопомощи в Питере. Из остальной суммы львиная [доля] пошла на помощь товарищам, попавшим в особенно трудное материальное положение в связи с высылками из Питера и оставлением их на долгий срок безработными»[590].
По заявлению К. Б. Радека на XII съезде РКП(б) 1923 г., Л. Б. Красин дал «Центральному комитету бой по двум пунктам. Первый пункт – строительство центральных [учреждений] партии, второй пункт – конкретная политика партии. Тов. Красин ставит вопрос так: нужны ли в ЦК люди, которые воплощают хозяйственный опыт партии? Товарищи, кто должен этих “хозяйственников” назначать? Я думаю, что если бы “хозяйственники” сами назначали своих цекистов, то многие товарищи, которые считают, что они воплощают этот хозяйственный опыт, не попали бы в ЦК из курии хозяйственников»[591]. Собственно говоря, это было обвинение Л. Б. Красина в создании условий для вырождения диктатуры РКП(б).
Видный большевистский теоретик Е. А. Преображенский, обвинив Л. Б. Красина ни больше ни меньше как в усилении «антипартийных тенденций среди хозяйственников», выдвинул собственный проект реорганизации работы Политбюро – «перейти на систему комиссионной работы»[592]. Это предложение, хоть его на съезде никто и не поддержал (партийные бонзы прекрасно помнили, что над комиссиями Политбюро «много издевался»[593] вождь мировой революции), очень скоро провел в жизнь И. В. Сталин, поскольку комиссии, «дублировавшие работу» соответствующих государственных органов, действительно позволяли Политбюро по-настоящему руководить советским строительством в условиях, по определению В. В. Куйбышева, «бешеных»[594] темпов развития производительных сил.
В качестве третьей ликующей силы выступил старый вциковец Л. С. Сосновский, хлебнувший в марте 1919 г. совнаркомовской критики за своего покойного шефа Я. М. Свердлова. Л. С. Сосновский выразил удовлетворение «пренебрежительным отношением» Л. Б. Красина «к газетчикам, литераторам и политикам», поскольку сам он, «наконец, […] очутился в хорошей компании с газетчиками Лениным, Зиновьевым, Троцким и, вообще говоря, с газетчиками из Политбюро»: раньше «приходилось один на один воевать с […] наркомами вроде Красина, Лежавы и многими другими»[595]. Само по себе выступление Сосновского показательно: дискуссия о взаимоотношениях ВЦИК и Совнаркома была снята с повестки дня, однако неприятный осадок от нее у старых партийных «демократов» из руководства советского парламента остался очень надолго.