Л. Б. Красина поддержал Ю. Х. Лутовинов: «Если Политбюро, где находятся лишь два человека, активно принимающих участие в хозяйственной жизни страны, практически разрешает от мала до велика все вопросы хозяйственной жизни, то, конечно, если бы Политбюро было и десяти пядей во лбу, безусловно, оно не смогло бы […] безошибочно разрешать эти вопросы. Конечно, это было бы совершенно ненормально. И здесь
17 апреля 1923 г. возомнивший себя новым вождем мировой революции Г. Е. Зиновьев, которого взбесила самая постановка вопроса о «литераторах», провозгласил в Политическом отчете ЦК: «Мы должны сейчас добиться того, чтобы и на нынешнем новом этапе революции руководящая роль партии или диктатура партии была закреплена»[575]. В ответе Л. Б. Красину Г. Е. Зиновьева горячо поддержал будущий видный деятель Новой оппозиции, а покамест сторонник партийного большинства Г. Е. Евдокимов, с раздражением заявивший: «Тов. Красин […] уже сейчас [стал] героем определенной группы хозяйственников. Что у хозяйственников есть настроение отодвинуть немного партию от хозаппаратов, – это не подлежит никакому сомнению»[576]. И. В. Сталин в Организационном отчете эту идею развил, признав государственный механизм «основным массовым аппаратом, соединяющим рабочий класс, стоящий у власти, в лице его партии, с крестьянством, и дающим возможность рабочему классу, в лице его партии, руководить крестьянством»[577]. Отвечая на критику со стороны бывшего вождя Рабочей оппозиции А. Г. Шляпникова, И. В. Сталин обозначил суть проблемы: «Политика верна, шофер (Ленин. –
В дискуссии на XII съезде РКП(б) Л. Б. Каменев, который сам был заместителем В. И. Ленина в Совете труда и обороны и Совете народных комиссаров, тем не менее, предпочел поддержать Политбюро, членом которого он также являлся. Признал охватившее Л. Б. Красина и ряд наркомов «паническое настроение» вещью «чрезвычайно опасно[й]», основанной на непонимании нэпа как одного «из обходных движений коммунизма»[580]. В отличие от Зиновьева со Сталиным, Каменев признал правоту отдельных красинских тезисов: «… чего мы никогда не делали, – это того разделения, которое требуется действительно линией нэпа: разделения между советским аппаратом и партией»[581]. Таким образом, один из большевистских вождей констатировал, что в условиях новой экономической политики претензии наркомов были абсолютно оправданы. Однако попытаться изменить сложившееся положение Каменев счел опасным: «Советский аппарат […] больше, чем партия, подчинен всякого рода перерождениям, подчинен мелкобуржуазной стихии. […] У нас есть умные враги»[582], вполне способные «создать группу идеологов-политиков, которые скажут: бороться с Коммунистической партией невозможно, но нужно попытаться сдвинуть чуточку Коммунистическую партию в сторону от советского аппарата, дать возможность советскому аппарату самостоятельно похозяйничать, чтобы не так влияла партия, чтобы направление и контроль коммунизма не были так близки к советскому аппарату»[583]. Вывод был вполне предсказуем: «Тот […] кто требует разделения функций советского аппарата и партии, хочет нам навязать такое же разделение властей, какое есть и в других государствах. “У нас теперь, слава богу, есть советский купец, есть советская биржа, и теперь нам предлагают советское разделение властей. Пускай-де советский государственный аппарат государствует, а партия пускай занимается агитацией, пропагандой, углублением коммунистического сознания” и пр. Нет, товарищи, это было бы слишком большой радостью для наших врагов»[584]. Каменев призвал к периодической «прочистке» советского аппарата партийными органами и тотальному пересмотру персонального состава «директоров и управляющих […] трестов»[585].