28 марта Г. Е. Зиновьев опубликовал статью «Государство и партия» с критикой Л. Б. Красина, признав идею о разделении партийных и государственных органов «бациллой» – «крайне опасной»[548]. Вскоре зиновьевскую атаку поддержали меньшевик А. С. Мартынов, через две недели торжественно принятый XII съездом в лоно РКП(б), и Л. Д. Троцкий. Из дипломатических соображений Л. Б. Красин адресовал (формально) свой ответ А. С. Мартынову, однако нападки двух большевистских лидеров заставили выдающегося советского инженера и управленца, замаравшего себя после провала Первой русской революции в «ликвидаторстве»[549], заострить критику в адрес высшего руководства РКП(б): «Строго выдержанная политическая линия партии и государственной власти не должна мешать восстановлению производства, а чтобы этого не было, надо, чтобы в самом государственном и руководящем партийном аппарате производственникам и хозяйственникам (конечно, партийным) была отведена по меньшей мере такая же доля влияния, как газетчикам, литераторам и чистым политикам… Верхи нашей партии до сих пор построены так, как это было два десятка лет назад…»[550]. Печатные выпады Красина в адрес Политбюро ЦК РКП(б), и прежде всего Зиновьева с Троцким, были оскорбительны, однако вполне справедливы. Не лишним будет заметить, что на всем протяжении 1920-х гг. проходили периодические кампании по выдвижению новых людей в Советы всех уровней, но не в высший эшелон партийно-государственных деятелей[551].
Следует обратить внимание на важную деталь: ни о какой постановке на ключевые должности старых специалистов речи не шло, дискуссия велась именно вокруг назначения на ряд важнейших постов в партийном и правительственном аппарате видных деятелей РКП(б), зарекомендовавших себя на хозяйственной работе. Однако в любом случае развернувшаяся в печати полемика стала для высшего большевистского руководства настоящей оплеухой.
Отчасти (но, как установил Г. Л. Олех, именно отчасти[552]) поддержавший Л. Б. Красина В. В. Осинский дополнил его обвинения выпадом в адрес «…партийных работников, которые превращаются в генералов»[553]. С учетом процветавшего после прихода большевиков к власти «спецеедства», прежде всего связанного с недоверием к бывшим офицерам, следует заметить, что высказывание В. В. Осинского добавило красок в и без того яркую палитру тезисов Л. Б. Красина. Уж на что Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев «и многие другие»[554] старые большевики из «партийного генералитета» иной раз не терпели друг друга, но тут они не могли не выступить единым фронтом.
Во избежание обвинений в оппортунизме Л. Б. Красин всячески подчеркивал: «Вплоть до победы мировой революции вся государственная работа должна стоять под строжайшим контролем партии», «только партия [и] Центральный комитет партии может быть тем последним решающим органом, который всякий вопрос, имеющий жизненное значение для нашего государства, должен решать»[555]. Однако такие добавления никаких дивидендов Красину и другим членам Совнаркома не сулили.
Что касается взглядов высших большевистских руководителей на данный вопрос, то И. В. Сталин был убежден: партия должна усилить свои позиции в советско-хозяйственном аппарате с помощью Учетно-распределительного отдела ЦК РКП(б), т. е. путем кадровых перестановок. Генсек упорно проводил соответствующую политику. Л. Д. Троцкий льстил себя надеждой стать плановым диктатором, возглавив Государственную плановую комиссию, предварительно наделив Госплан «административными правами»[556], однако, встретив резкую отповедь Л. Б. Каменева[557], чей политический вес становился нулевым в случае победы Л. Д. Троцкого в этом вопросе, и поддержку ленинского заместителя в правительстве со стороны большинства Политбюро, был вынужден на словах поддержать тезис о примате партийной составляющей государственного строительства. Приличия ради Троцкий на словах попытался представить себя сторонником распределения ответственных коммунистов по различным отраслям государственного управления, но при этом отрицал те принципы, в соответствии с которыми это распределение осуществлял на практике сталинский Секретариат: позиция, в действительности, как выразился бы Ленин, революционной «фразы». Троцкий был готов поддержать сотоварищей-«литераторов» из Политбюро, однако с ними ему было как всегда не по пути.