Чарли покачал головой.
— Ты сказал, что евреи распяли Христа, и что я — еврей, а поэтому христоубийца.
Чарли кивнул:
— Так сестра Мэри Магдалина преподавала нам краткий курс истории религии. Да. Я помню — как раз мать вернулась домой с покупками и разняла нас. Мы были как два петуха. А когда она спросила тебя, из-за чего мы подрались, ты не сказал ей.
— Так это же я, супер-Бенни.
— Мать отвела меня наверх и задала хорошую трепку. Я рассказал ей о том, что узнал в школе в первый день занятий, и она объяснила мне, как я должен себя вести.
Бенни лег на койку и смотрел на Чарли со странным выражением лица. Что это было — симпатия, интерес или что-то иное?
— Моя мать таких вещей не любила.
— В моей семье этого тоже не любили, Чарли… — он замолчал, но даже в пьяном виде, с затуманенными мозгами, Чарли понял, что Бенни собирается сказать ему что-то важное.
— Что, Бенни? Ну говори же.
Чарли почувствовал, как похолодела спина. Ему казалось, что сейчас он узнает нечто такое, о чем догадывался, но боялся даже думать. Но как мог Бенни дать ответ, если он сам не знал сути вопроса.
Бенни вздохнул:
— В другой раз, мальчик. В другой раз. Слушай, Чарли, я всегда хотел спросить тебя о том вечере на Змей-горе.
Многие годы Чарли даже думать не хотел об этом. Данте сказал им, что они не должны говорить про это, и даже думать. Дело сделано, и о нем нужно забыть. Точка. Но здесь, в этом проклятом месте, где повсюду запах смерти, где еще не похоронены трупы, а те, кто выжил, находятся на краю могилы, здесь то, что случилось на Змей-горе тем снежным зимним вечером, когда они были еще детьми, казалось таким незначительным.
— О чем ты хочешь знать? Мы же там все были, и мы все знаем, что там случилось.
Бенни подался вперед, сел сгорбившись, положив локти на колени, широко расставив ноги. Глаза его налились кровью, он говорил не совсем разборчиво, но знал, о чем говорит.
— Твой брат Джин стал священником. Вы, ребята, должны исповедоваться. Что вы говорили на исповеди? Неужели ваш чертов священник сказал, что вы правильно сделали, что забили насмерть этого мерзкого негодяя, который заслужил такую смерть? Как вы все это уладили, Чарли? Ведь вы же не могли врать на исповеди.
— Его убил отец Уилли. Полицейские видели, как он убивал его. Он признался, когда отец Келли пришел на место преступления, чтобы отпустить Сташеву его грехи. Отец Уилли признался прямо там, на месте. Джин пошел к отцу Келли на следующее утро и рассказал ему правду. Он сказал, что мы убили негодяя. Он напал на нас, и мы защищались, — Чарли протянул руку и взял с пола открытую бутылку виски, которую Бенни поставил у своих ног. Он налил виски в стакан и сделал глоток. Поперхнулся и затряс головой.
— А ты что, все эти годы думал, что это мы убили Сташева? — спросил он.
— Ну, мне же не так повезло в жизни, как некоторым. Священник не говорил мне, что я поступил правильно, а когда старика Уилли поджарили, никто не сказал мне, что свершилось правосудие.
Голос Чарли стал жестким и холодным. Казалось, Чарли абсолютно протрезвел.
— Ты считаешь, что мы его убили? Значит, мы убийцы?
Бенни улыбнулся и пожал плечами:
— Послушай, разве я могу спорить с вашим священником? Это случилось очень-очень давно. Все теперь похоже на сон или на историю из комикса. Все это не имеет никакого значения. Как ты считаешь, сколько мне надо выпить виски, чтобы отключиться? Я экспериментирую каждый вечер, но пока что так и не понял. С другой стороны, у меня двоится в глазах. Господи, Чарли, да вас там двое, и вы оба смотрите на меня. И оба чем-то расстроены. Эй, парень, забудь об этом. Господи, забудь все. Давай я отведу тебя в казарму, прежде чем военные полицейские начнут разыскивать тебя.
Они, качаясь, держась друг за друга, смеясь и успокаивая один другого, пошли к казарме. Бен помог Чарли подняться на крыльцо. Чарли удивило, что он был только на дюйм меньше ростом, чем Бен, который всегда казался ему таким гигантом.
— Хочешь знать, какое задание я буду выполнять завтра утром? — Руки Бена судорожно сжали плечи Чарли. Его лицо было так близко, что Чарли не мог понять, то ли пахнет перегаром от Бена, то ли от него самого. Он старался сконцентрировать взгляд на товарище. Бен тряхнул его за плечи, и тон его голоса изменился. Он четко выговаривал слова, едва сдерживая свою ярость:
— Завтра, парень, я должен отвести моих немцев к местному католическому священнику. Они будут исповедоваться. Они будут причащаться. Понимаешь?
Он опустил руки а Чарли не знал, что ему сказать. Голова шла кругом, его тошнило. Он хотел, чтобы друг помог ему, но тот повернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь.
Что, черт побери, он должен был говорить?
«Боже, я пьян», — признался Чарли самому себе. Ему не нравилось, что у него кружилась голова и он с трудом может передвигаться.
Добравшись до койки, он лег, не подложив под голову жесткую подушку. Боже, все вращалось и плыло у него перед глазами.