История ракетно-ядерной гонки США и СССР

Появление первых советских МБР Р-7 создало угрозу удара боеголовок мегатонной мощности по крупнейшим мегаполисам США в случае войны, но до середины 60-х годов МБР было слишком мало для решения военно-стратегических задач крупномасштабного конфликта. А точность попадания боеголовок ещё была очень низкой. Но из-за кратковременного опережения СССР в части создания первой МБР в конце 50-х – начале 60-х годов возник миф о, якобы, «ракетном отставании США» в части оснащения МБР. Говорили, что у СССР, якобы, есть более 50, более 100 и даже до 1000 МБР наземного базирования. Причём эту ложь пытались внушить и «Хрущёв» (пытавшийся делать вид, что «мы делаем ракеты, как сосиски»), и американские СМИ. При этом Хрущёв «лгал во спасение» для «защиты мира», а американские военные и политики – лгали для получения финансирования производства 1000 новых МБР на различных носителях. Реально же американцы по каналам ЦРУ (по результатам аэрофотосъёмки с U-2 и позже – спутниковых снимков системы Corona) видели всего 4 советских МБР Р-7 наземного базирования на позициях в Плесецке и около 150 советских стратегических бомбардировщиков (см. [44], с. 219). Было ещё две пусковые установки Р-7 на Байконуре, которые обычно использовали для испытательных пусков ракет и космических аппаратов. В то же время США в начале 60-х годов имели около 40 развёрнутых МБР на позициях, – т. е. имели фактическое превосходство примерно в 10 раз (см. [44], с. 247) по ракетам, а по бомбардировщикам – более чем десятикратное.

Огромный дисбаланс ядерных вооружений между США и СССР в 50–60-х годах по разным причинам скрывали обе стороны. Понятна позиция СССР, руководство которого стремилось предотвратить войну и в то же время не «прогибаться» под американским давлением и жёстко отвечать на угрозы войны и попытки силового давления США. А вот руководство США скрывало дисбаланс по целому ряду причин, среди которых можно отметить следующие:

• при таком дисбалансе военным монополиям было трудно оправдать выделение новых огромных средств для новых вооружений;

• при таком дисбалансе США выглядели как агрессор в ракетно-ядерной гонке, стремящейся к подавляющему преимуществу в то время, как СССР выглядел явно защищающейся стороной, а не «агрессором», осуществляющим «экспансии».

• такой дисбаланс позволял наиболее агрессивным американским военным («ястребам») давить на политиков и толкать их на путь военных провокаций и войны, а высшее политическое руководство желало принимать самостоятельные решения и не отдавать власть Пентагону, идя у него «на поводу»;

• выступления американских официальных лиц «с позиции силы» и с явными угрозами в адрес СССР, да и с упором на своё превосходство крайне негативно и болезненно воспринимались советским руководством. Такие выступления, например, выступление заместителя министра обороны США Розуэлла Гилпатрика в Афинах 21.10.1961 и позже выступление министра обороны США Макнамары в Анн-Арборе 9 июля 1962 г. (см. [44], с. 147) в бытность президента Кеннеди, на какое-то время вызывали прекращение политического диалога. С поиском советской стороной адекватного «ответа» на угрозы и унижение. В данном случае выступление Гирлпатрика было сделаны в «болевой момент» пленума ЦК КПСС и могло быть использовано противниками Хрущёва во внутрипартийной борьбе против него. Поэтому через несколько месяцев, в мае 1962 года, оно способствовало рискованному решению Хрущёва тайно разместить ракеты на Кубе, что вызвало Кубинский ракетный кризис. Решение о размещении ракет было ответной реакцией не только на действия США в отношении Кубы, но и на размещения американских ракет в Европе и на резкие выступления с угрозами в адрес СССР и Кубы.