История разведенной арфистки

Ингрид не пользовалась макияжем, платье ее выглядело мешковато, но естественная ее красота преодолевала наложенные ею самой на себя ограничения, и сейчас, с глазу на глаз оказавшись с нею в маленьком номере, Нóга знала – ей незачем более вглядываться в небеса в пору рассвета или заката, чтобы отыскать ту планету, чье имя было ей дано, поскольку планета эта явилась к ней в номер в обличии юной богини красоты, притворившейся оркестранткой их коллектива, которая попытается вот сейчас истолковать, объяснить ей, Нóге, причину ее боли, пробуя облегчить и при возможности устранить ее.

А поскольку красавица эта была кроме того и женою врача, который между концертами наставлял ее в медицине, она сразу принялась перебирать одну за одной принадлежности туалета, сброшенные арфисткой в таз для грязного белья, тщательно осматривая все – особенно испачканные кровью трусы. И в результате с уверенностью заявила, что пятна эти не что иное, как свидетельства о наступлении месячных – только это и ничего более серьезного, и даже если, по словам Нóги, ее период закончился, организм ее, молодой еще и полной сил женщины, вполне способен вернуть себе все естественные и присущие любой из них циклы. И выводы свои красавица-волторнистка подкрепила историями женщин, посещавших клинику ее мужа.

– Сколько лет твоему мужу? – спросила Нóга, радуясь снизошедшему на нее и давно забытому умиротворению.

– Сорок. Он на десять лет старше меня.

– А как насчет детей?

– Пока что лишь один. Мальчик. Ему пять лет. Мои родители пока что забрали его к себе.

Закрыв глаза, Нóга поинтересовалась, нет ли в чреве «Волшебного рога» чего-то способного умерить испытываемую ею боль, но не сшибать ее с ног, наподобие тому, что сотворила с нею крохотная таблетка предыдущего снотворного, полученного из рук соседки-контрабасистки перед сном вчера вечером. Ингрид извлекла маленькую бутылочку и вытряхнула себе на ладонь два золотистых шарика – после некоторого колебания оставить всю бутылочку своей пациентке или забрать оставшееся с собой до следующей надобности, если таковая возникнет, – Нóге, таким образом, была гарантирована эта помощь на все время пребывания оркестра в Японии. И в заключение с самого дна спасительного саквояжа извлечены были стерильные прокладки на случай, если кровотечение усилится.

– Самое главное, дорогая наша Венера, это чтобы ты оставалась в строю, как прежде, живой и здоровой, как всегда, радуя всех нас своей замечательной игрой. Я была на последней, вчерашней репетиции, и если я не ошибаюсь, то уловила какое-то новое, необычное звучание твоей арфы, смелый такой звук… исходивший от струн, более всего походивший на стон… хотя допускаю, что это было достижение твоего партнера тоже.

И она решительно защелкнула замки «Волшебного рога», поднявшись, чтобы самой пойти и подготовиться к первому их выступлению на японской земле, а Нóга осталась. Но ей очень хотелось сказать ей: «Спасибо. Спасибо тебе за все. Только прошу тебя – никогда и нигде не произноси этого “наша Венера”. Всех вас прошу называть меня просто “Нóга”».

Но она не была уверена, что время для подобной просьбы сейчас было бы уместно…

Зрительный зал утопал в ярчайшем свете, и рядом с завсегдатаями и держателями давно проплаченных абонементов замерли в ожидании заранее приглашенные и преисполненные достоинства личные гости голландского дирижера. Сам же Деннис ван Цволь, сменив легкую свою китайскую куртку, ставшую в этом сезоне модной среди дирижеров, на старый заслуженный смокинг с пришпиленной на лацкан искусственной лилией, внимательно стоял возле своего пульта. Оркестранты-мужчины все как один облачились в черные костюмы. Женщины в свою очередь тоже не пожалели усилий, чтобы выглядеть как можно лучше. В честь события и их уважения к оркестру валторнистка приняла решение не скрывать свою красоту. Распустив волосы, она украсила их каким-то экзотическим цветком и начистила свою валторну до ослепительного блеска, так что она сверкала, как золото. За кулисами, перед тем как выйти на сцену, не было никого, кто не восхищался бы метаморфозами, произошедшими с японской пианисткой, – утром еще она выглядела как студентка-первокурсница, подрабатывающая официанткой, к вечеру превратилась в таинственную красавицу в кимоно цвета вишни, в серебристых элегантных туфлях от «Гуччи» на высоченных каблуках, заметно прибавивших ей роста.

– Внимание, – остановил Герман своих музыкантов, уже приготовившихся выйти на сцену. – Не настраивайтесь заранее на нескончаемые аплодисменты и бурю оваций, поскольку в Японии люди сдержанные. Если реакция публики покажется вам умеренной – это ничего не значит и унывать причины нет. А теперь – вперед!