История религии. Том 1

Оставаясь лишь в сфере неопределенных внутренних состояний, вера

оказывается перед опасностью превратиться в "убежище", которое не имеет

никакого отношения к нашим действиям. Голос Божий - это Голос, зовущий к

труду, к преодолению, к служению. А все это невозможно без каких-то слов,

понятий, символов. Кроме того, формы, в которые мы облекаем религиозный опыт

(миф, символ, икона), совершенно необходимы для того, чтобы люди могли

делиться им друг с другом. Поэтому попытка таких теологов, как Рудольф

Бультман, "демифологизировать" христианство столь же бесплодна, как и

попытка Кришнамурти /18/.

Другой современный богослов, Пауль Тиллих, отвергая представление о

Боге, "пребывающем на небесах", предлагал говорить о Нем как о

"неисчерпаемой Глубине" /19/. При этом он не замечал, что "глубина" есть

такое же условное пространственное понятие, как и "небо". Более того, образ

неба с его величием и безмерностью - настолько прекрасный символ

Божественного, что не теряет значения в любую эпоху. Сторонники

"демифологизации" упускают из виду емкость, многоплановость и многозначность

религиозной символики /20/. Если для древнего человека "небо" в какой-то

мере было тождественно пространству над землей, то в новое время это понятие

приобретает чисто духовный смысл (впрочем, такой смысл вкладывали в него и

многие древние).

Вся сила образа или мифа заключается именно в их органической,

синтезирующей природе. Они позволяют конкретно обозначить то, чего

аналитический язык выразить не в состоянии. Вот почему намерение некоторых

теологов изъять из духовной жизни сами понятия "Бог" и "религия" нельзя

признать правомерным /21/. Слова, при всей их ограниченности, - вещь не

простая и не второстепенная.

Символы и мифы не изобретаются, а естественно вырастают из внутреннего

постижения. Человек всегда будет нуждаться в этих знаках, отображающих и

различные стороны бытия, и верховную Реальность.

Социальная роль религии немыслима без того, чтобы люди не научились тем

или иным способом передавать друг другу свой внутренний опыт. Если

отказаться от всех путей религиозного общения и поисков взаимопонимания, то

религия будет не объединять души, а разделять.

Христианство учит, что Бог соединился с человеком во Христе, но разве

эти слова имеют отвлеченное значение? Разве не возносят они человека на

несравненную высоту? Христос говорит, что люди должны быть едины, как едины

Божественные Ипостаси.

Не указывает ли это на глубочайшее жизненное значение догмата Троицы?

Разве учение о грядущем Царстве Божием не придает смысл и цель всему

историческому процессу? Кришнамурти прав в том, что нужно помнить об

ограниченности слов. Еще апостол Павел говорил: "Буква убивает, а дух

животворит". Тем не менее он проповедовал словом и писал послания.

x x x

Противники традиционной религиозной символики, сами того не замечая,

постоянно используют очень старый язык пантеизма который был хорошо знаком

еще дохристианским верованиям. При этом проповедники псевдонового богословия

уверяют, что их цель - очистить понятие о Боге от наслоений антропоморфизма.

Между тем, если бы они серьезно проанализировали не только богословие Отцов

Церкви, а хотя бы индийскую или Платонову религиозную мысль, они убедились

бы, что называют новаторством вещи давно известные /22/.

Духовный опыт мистиков и умозрения философов привели уже в древности к

отрицанию возможности рассматривать Божество как один из объектов бытия.

Даже сама категория "существования" оказалась неприложимой к Нему, ибо, по

существу, Бог превышает все тварное и условное.

На этом основании за несколько веков до н. э. выросло "апофатическое"

(то есть отрицательное) богословие. Оно допускает в отношении Божества

только отрицательные понятия о том, чем Бог не является.

Он - "не то и не то", утверждают Упанишады. "Он превосходит самое

бытие", - провозглашает Платон. В Ветхом Завете, изобилующем антропоморфными

выражениями, тем не менее постоянно подчеркивается, что Бог "свят". На языке

Писания это означает, что в глубине Своего существа Бог обладает природой,

всецело превосходящей воображение и мысль человека*. Христианство полностью

восприняло это учение и раскрыло его в патристическом богословии. "Он выше

всего мыслимого", - учит Ориген. По словам Ареопагита, Бог есть "подлинное

Ничто", то есть не исчерпывается никаким понятием и никаким видом бытия.

"Бог, - согласно св. Максиму Исповеднику, - есть все и ничто, и превыше

всего". "Приблизиться к Богу может лишь тот, кто понимает, что Он

непознаваем", - говорит кардинал Николай Кузанский" /23/.

-----------------------------------------------------

* Этот вопрос освещается в т. V - "Вестники Царства Божия". Гл. IV.

И тем не менее человек не может ограничиться этим "отрицательным"

богословием. В его жизни Бог являет Себя столь действенно, властно,