История Рима

Югурта был внуком Масиниссы и во всех отношениях оказался до­стойным своего великого деда. Саллюстий посвятил специальное со­чинение войне с Югуртой, в котором следующим образом характе­ризует нумидийского царя: «У Миципсы были сыновья Адгербал и Гиемпсал, а сына Мастанабала Югурту, которого Масинисса как при­житого от наложницы оставил частным лицом, он держал у себя в доме, воспитывая его наравне с собственными сыновьями. Когда Югурта вырос, он, в расцвете сил, красивый лицом и еще бо­лее выдающийся умом, не опустился до развращающих роскоши и праздности, но, по обычаю своего народа, скакал верхом, метал ко­пье, состязался со сверстниками в беге, и, хотя он всех превосходил славой, все его любили. Кроме того, он проводил много времени на охоте, первым или одним из первых поражал льва или иного дикого зверя; больше всех делал, меньше всех говорил о себе. Миципса вначале этому радовался, полагая, что доблесть Югурты прославит его царствование; однако поняв, что при его преклонных летах и при молодости его сыновей юноша приобретает все больше влияния, он, весьма озабоченный этим, над многим стал задумываться. Его стра­шила человеческая натура, жадная до власти и неудержимая в ис­полнении своих желаний; кроме того, возраст его и возраст его сы­новей, позволяющий даже скромному человеку в надежде на добычу встать на превратный путь; наконец, разгоревшаяся в нумидийцах преданность Югурте, которая, устрани он предательски такого мужа, могла бы, как он опасался, привести к мятежу или войне. Столкнувшись с этими затруднениями и понимая, что человека, столь угодного народу, ему не устранить ни силой, ни хитростью, поскольку Югурта был храбрым воином и стремился к воинской славе, Миципса решил подвергнуть его опасностям и так испытать судьбу. И вот во время Нумантийской войны, посылая римскому народу вспо­могательные войска — конницу и пехоту, Миципса, рассчитывая на то, что Югурта, либо кичась своей доблестью, либо из-за свирепос­ти врагов, скорее всего, погибнет, назначил его начальником нумидийцев, которых он посылал в Испанию. Но все обернулось совсем не так, как он думал. Ибо, как только Югурта, обладавший быстрым и острым умом, узнал характер Публия Сципиона, тогда командо­вавшего римлянами, и повадки врагов, он ценой многих трудов и многими стараниями, а кроме того, беспрекословно повинуясь Сци­пиону и часто подвергаясь опасностям, вскоре стал настолько изве­стен, что наши горячо полюбили его, нумантинцам же он внушал величайший ужас. И в самом деле, — это необычайно трудно — он был в бою храбр и разумен в совете; второе обыкновенно делает пре­дусмотрительного боязливым, первое — отважного опрометчивым. И вот командующий стал поручать Югурте чуть ли не все трудные дела, считать его одним из своих друзей, с каждым днем ценить его все больше и больше, так как и советы, и действия его всегда прино­сили удачу. К этому присоединялись щедрость души и изощренность ума, и этим Югурта приобрел близкую дружбу многих римлян» (Саллюстий. Югуртинская война, 5—7, пер. В. О. Горенштейна). Знание римской армии, полученное во время командования вспо­могательным контингентом, очень пригодилось Югурте тогда, ког­да он выступил с оружием в руках против римлян. Самое чувстви­тельное поражение Югурта нанес римской армии во главе с Авлом Постумием Альбином в начале 109 г.: «Югурта же, убедившись в тщеславии и неопытности легата, коварно подстрекал его безрас­судство, каждый раз направлял к нему гонцов с просьбами о поща­де, а сам, будто избегая его, водил свое войско по лесистым мест­ностям и тропам. Наконец, подав Авлу надежду на соглашение, Югурта склонил его, сняв осаду Сутула, последовать за ним в от­даленные местности, сделав вид, словно отступает. Тем временем Югурта с помощью лазутчиков денно и нощно пытался разложить римское войско, подкупая центурионов и начальников турм: одних, чтобы они перешли на его сторону, других, чтобы по данному им знаку они покинули свои посты. Сделав все, что задумал, он по­здней ночью внезапно окружил лагерь Авла крупными силами нумидийцев. Римские солдаты, потревоженные неожиданным на­падением, одни хватались за оружие, другие прятались, третьи обо­дряли перепугавшихся; смятение царило повсюду. Врагов было множество, ночное небо заволокло тучами, опасность грозила с двух сторон; что было безопаснее — бежать или оставаться на месте — не знал никто. Из тех, кого мы назвали подкупленными, одна ко­горта лигурийцев с двумя турмами фракийцев и несколькими про­стыми солдатами перешла на сторону царя, а центурион-примипил третьего легиона позволил врагам пройти через укрепления, кото­рые должен был оборонять, и туда ворвалось множество нумидийцев. Наши, ударившись в позорное бегство (большинство, бросив оружие), заняли ближайший холм. Ночь и грабеж в лагере задержали врагов и помешали им восполь­зоваться победой. На другой день Югурта объявляет Авлу во вре­мя переговоров: хотя он, отрезав Авла и его войско, угрожает им голодом и оружием, все же, памятуя о превратности судьбы, он, если Авл заключит с ним договор, никому не причинит вреда и лишь проведет всех под ярмом; кроме того, Авл должен покинуть Нумидию в течение десяти дней. Хотя эти условия были тяжелыми и унизительными, все же, раз уж приходилось выбирать между ними и смертью, мир был заключен, как того желал царь» (Саллюстий, 38).