История римской литературы Том I

K этому же периоду относится создание незаконченной поэмы "Гигантомахия", о которой рассказывает сам Овидий в своих любовных элегиях (II, 1, 11 сл.), говоря, что он решил рассказать о сражениях сторуких гигантов с богами и о том, как Юпитер поразил дерзких гигантов своей молнией. Квинтилиан говорит о том, что Овидий из поэмы Макра составил тетрастих против плохих поэтов, вероятно, нечто вроде эпиграммы-пародии (VI, 3, 96). В "Понтийских посланиях" Овидий упоминает о создании им эпиталамы в честь Фабия Максима.

До высылки Овидием была написана элегия на смерть Мессалы ("Понтийские послания", I, 6, 20) и "Явления" (Phaenomena) Щ поэма о созвездиях, из которой Лактанций приводит несколько строк, и на которую ссылается Проб в своих комментариях к "Георгикам" Вергилия.

Ко времени ссылки относятся произведение о триумфе Тиберия "(16 января 13 г. н. э. — "Понтийские послания", IV, 9), панегирик на смерть Августа и "Похвальное слово императорской семье" на гетском языке ("Понтийские послания", IV, 13, 19), где поэт восхвалял Ливию и ее сына, умоляя их вернуть его из ссылки.

5. ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ПРИПИСЫВАВШИЕСЯ ОВИДИЮ

До нас дошла элегия "Орешник" (Nux), написанная в александрийском стиле, с темой, заимствованной из "Палатинской антологии" (IX, 3). Орешник горько жалуется на свою судьбу: он заброшен всеми и никто не заботится о нем и не оберегает его. Все хотят лишь пользоваться его орехами и без всякого сожаления ломают его ветки и бросают в него камнями. Неуместный пафос этих жалоб придает им несколько комический характер, а чрезмерное употребление мифологических сравнений в сочетании с лестью императору-богу, водворившему мир на земле, производит впечатление большой искусственности. С точки зрения языка "Орешник" гораздо слабее произведений Овидия первых лет его творчества.

Другим произведением, приписываемым Овидию, считалось "Утешение .Ливии" (Consolatio ad Liviam), написанное на смерть ее сына Друза (9 г. до н. э.) , скончавшегося в Германии и перевезенного в Рим. Это "Утешение" содержит похвалы умершему и выражает соболезнования плачущей матери, ожидавшей триумфального возвращения своего сына. "Утешения эти полны общих рассуждений на тему о бренности всего земного и, написанные по правилам риторики, являются образцом школьного "эпикедейона" (надгробной речи), встречающегося у Тибулла, Проперция и других поэтов августовского времени.

Исследователи высказывают предположение, что "Утешение Ливии" написано гораздо позже смерти Друза, а некоторые даже считают его подделкой гуманистов.

Овидию приписывали также "Элегию о Меценате". По существу эта элегия состоит из двух частей, двух самостоятельных элегий. В одной говорится об умершем Меценате, а в другой умирающий Меценат сам говорит о своей преданности Августу. Эта элегия была написана, по-видимому, в 8 г. до н. э., вскоре после смерти Мецената, одним из его современников. На современность указывает упоминание о консуле Лоллии (20 г. до н. э.), по настоянию которого была написана эта элегия, а также о каком-то празднестве, где Август был одет Вакхом. В этом стихотворении говорится, что автор его написал печальную элегию о Друзе и, вероятно, он же и был автором "Утешения Ливии", тем более что между отдельными местами "Утешения" и "Элегии о Меценате" наблюдается большое сходство.

С художественной стороны эта вещь еще слабее, чем "Утешение Ливии". Весьма возможно, что автором обоих этих произведений был один из соратников Друза, кто-либо из многочисленных второстепенных писателей этого времени.

6. ЗНАЧЕНИЕ ПОЭЗИИ ОВИДИЯ

Творчество Овидия может быть понято лишь при изучении его в связи с исторической обстановкой и в сопоставлении с аналогичными явлениями в греческой литературе, в первую очередь с александрийской поэзией, влияние которой отразилось на всем творчестве поэта.

Поэзия Овидия тесно связана с общим состоянием нравов римского общества того времени и с реформами, проводимыми Августом для укрепления общественной нравственности и семьи.

Подобно сотням других молодых знатных римлян, Овидий, стоя в стороне от общественной жизни своего времени, не понимал политического и общественно-воспитательного значения литературы. Будучи, однако, истинным художником, он не мог не отразить в своем творчестве реально существующего мира, в то же время уверяя читателей, в первую очередь самого Августа, что материал для своих произведений он черпал не из жизни, а почти исключительно из своей фантазии. Эту мысль он постоянно развивал в своих произведениях, убеждая Августа не подходить слишком строго к его любовной поэзии.

Верь мне, что нравы мои от моих песнопений различны —
Жизнь безупречна вполне, муза игрива моя —
Лживы творенья мои, сочиненные большею частью,
И позволяли себе более, чем их творец.

("Скорбные элегии", II, 353-356)