История римской литературы Том I

Значительно позже, уже в последний период своей жизни, Овидий под влиянием суровой действительности отходит от своего прежнего понимания поэзии как игры и забавы ("Скорбные элегии", V, 1, 27-31). Изображая суровый быт и безотрадную природу своего нового местопребывания, он выдвигает новый мотив, мотив реализма в искусстве, приходя к сознанию, что не воображение, а сама жизнь дает содержание его поэзии.

Развитие творчества Овидия шло по линии преодоления александрийских образцов и создания новой, качественно отличной от александрийцев, литературы: это был путь от "Любовных элегий" к "Скорбным элегиям", к подлинно лирической поэзии. Творчество Овидия было тесно связано с определенной частью римского общества, ведшей праздную и роскошную жизнь, что и обусловило соответствующую тематику овидиевских произведений.

Эротическая литература, достигшая в ту эпоху в Риме большой высоты, получает как бы свое завершение в творчестве Овидия. Он, если можно так выразиться, является самым эротичным из всех эротических писателей своего времени.

Поэзия Овидия, особенно в первый период его творчества, явилась как бы своеобразной реакцией на проводимые Августом реформы и объективно оказалась оппозиционной по отношению к его политике. Вряд ли можно считать, как это утверждают некоторые ученые, будто Овидий систематически проводил критику постановлений Августа; однако он несомненно, отражал интересы и настроения определенных кругов, не возражавших против политики Августа вообще, но не желавших вмешательства принцепса в их личную жизнь.

Овидий не ставил перед собой никаких особенно глубоких проблем. Критика некоторых начинаний Августа не носит у него принципиального характера, а скорее является насмешкой над слишком высокими нравственными требованиями принцепса, тем более что роль блюстителя нравов мало подходила Августу и, несомненно вызывала много насмешек среди друзей Овидия.

Широка известность Овидия не могла не могла пройти мимо внимания Августа, а любовная тематика, столь мастерски разработанная поэтом не могла вызвать одобрения всесильного принцепса, пропагандировавшего уважение к религии и к добрым нравам предков. Август, лучше чем сам Овидий, понимал значение его поэзии и должен был относиться к поэту с неприязнью. Мы нигде не видим указаний, ни у самого Овидия, ни у кого-либо древних исследователей, на то, что Август стремился как-то использовать талант Овидия в своих интересах. Овидий или не вызывал доверия или просто был неприемлем для Августа: его лишь терпели, и первого видимого предлога было достаточно, чтобы принцепс разразился гневом.

Второй период творчества Овидия, время создания его "Фастов" и "Метаморфоз", как можно предполагать, был поворотным этапом в его литературной деятельности, переходом к официальной тематике, правда, трактуемой еще в типично овидиевской манере.

Можно видеть, как изменялось отношение Овидия к окружавшей его действительности. Начав с шутливой, а порой и злой критики августовского законодательства, Овидий постепенно начинает следовать основной линии политики принцепса, стремясь снискать милость и внимание Августа.

Поведение Овидия в ссылке, его безмерная лесть и униженные просьбы и мольбы о помиловании становятся более понятными, если их рассматривать не только как проявление его малодушия и слабохарактерности, но как результат определенной эволюции взглядов поэта по отношению к политике Августа, эволюции, происшедшей с Овидием в последние годы его пребывания в Риме.

Поэзия Овидия, связанная с творчеством его предшественников — как римских писателей, так и александрийцев, не могла отказаться от традиционных мотивов античной литературы, и поэтому мы часто находим ν него образы, сравнения и отдельные выражения, общие для многих античных писателей. Римскому поэту казалось совершенно естественным широко использовать поэтическое наследие всех своих предшественников. Это подражание лучшим образцам рассматривалось в древности как явление положительное, и об этом сами писатели прямо говорили в своих произведениях. Подобного рода высказывания встречаются у Вергилия, Горация, Проперция и др. (Вергилии, "Георгиги", III, 10 сл.; Гораций, "Послания", I, 19, 21 сл.; "Оды", III, 30, 13 сл.; Проперций, III, 1, 3 сл.)

Овидий и сам не отрицал связи своей поэзии с александрийцами, что можно видеть прежде всего в неоднократных упоминаниях и ссылках на виднейших александрийских поэтов Филета и Каллимаха, а также в склонности Овидия к этиологии, вполне соответствовавшей вкусам александрийских предшественников.