История римской литературы Том II

Существенный интерес представляют эпиграммы Марциала и для освещения литературных вкусов и его самого и его современников, а также для выяснения причин упадка римской поэзии, с точки зрения писателей "серебряного века", сознававших преимущества писателей "золотого века" римской литературы перед их собственными произведениями. Марциал утверждает, что ему препятствует стать великим и бессмертным поэтом отсутствие плодотворного для творчества досуга (otium) и недостаток таких покровителей, каким был для Вергилия и Горация Меценат. Обращаясь к какому-то Луцию Юлию, Марциал говорит:

Все пристаешь ты ко мне, драгоценный Луций мой Юлий:
"Праздный лентяй, напиши важное ты что-нибудь!"
Дай мне досуг, но такой, какой в минувшие годы
Флакку мог Меценат, другу Вергилию дать:
Я попытаюсь создать вековечное произведенье
И от огня уберечь как-нибудь имя свое.
Полем бесплодным идут под ярмом волы неохотно:
Тучная почва томит, но веселит самый труд.

(I, 107)

Оскудение поэзии Марциалу тем более досадно, что в его время Рим стал несравненно благоустроеннее и просторнее, чем в прежние времена:

Ежели дедовский век современности так уступает
И при владыке своем так разрастается Рим,
Ты удивлен, что ни в ком нет искры священной Марона
И не способен никто мощно о войнах грубить.
Будь Меценаты у нас, появились бы, Флакк, и Мароны:
Ты б и на поле своем встретить Вергилия мог.
Землю свою потеряв по соседству с несчастной Кремоной,
Плакал и тяжко скорбел Титир по овцам своим;
Но рассмеялся тогда Этрусский Всадник и, бедность
Злую прогнав, обратил в быстрое бегство ее.
"Обогащу я тебя, и да будешь главою поэтов
И полюбить, — он сказал, — можешь Алексия ты".
Этот красавец служил за столом своему господину,
Темный вливая фалерн мраморно-белой рукой.
Кубки отведывал он губами, что розы, какими
Даже Юпитера мог он привести бы в восторг.
Ошеломленный забыл о толстой поэт Галатее
И загоревшей от жатв тут Фестилиде своей.
Тотчас "Италию" стал воспевать он и "Брани и мужа",
Он, кто оплакать едва мог до тех пор "Комара".
Что же о Барии мне говорить, д о Марсах, и прочих
Обогащенных певцах, трудно которых и счесть?
Значит, Вергилием я, если дашь мне дары Мецената
Стану, Вергилием — нет: Марсом я стану тогда.

(VIII, 65)

В связи с начальными стихами этой эпиграммы нельзя не вспомнить эпиграмму, в которой Марциал восхваляет благоустройство Рима при Домициане:

Встарь всю столицу у нас захватил себе лавочник наглый,
Так что нельзя и пройти было нам к нашим домам,
Ты же, Германик, велел расширить все переулки:
Вместо тропинок теперь всюду дороги ведут.
Нет уже больше столбов, увешанных цепью бутылок,
И не приходится лезть претору в самую грязь.
Стиснутый всюду толпой не бреет цирюльник вслепую,
Не занимает уже улицы грязный кабак.
Повар, мясник, брадобрей, трактирщик сидят по порогам:
Рим возродился и стал Римом из рглнка теперь.

(VII, 61)