История римской литературы Том II

В сатире одиннадцатой, как уже было указано, Ювенал восхваляет патриархальное благополучие и довольство простой и честной жизнью вне столицы. Эта сатира представляет собой интересную параллель к сатире 3-й. В 3-й сатире говорит старинный друг автора (vetus amicus — ст. 1) Умбриций, покидающий Рим, а сам Ювенал остается в столице; в 11-й сатире автор изображает себя постоянным сельским жителем, совершенно оставившим Рим [160], тогда как Персик, которого Ювенал приглашает к себе — постоянный житель столицы, всецело ею поглощенный. Поэтому Ювенал зовет его погостить всего один день (183-185), заключая свое послание Персику полными спокойного благодушия словами, из которых видно, что он понимает, как надоедает горожанину однообразная и тихая сельская жизнь, несмотря на все ее преимущества (206-208):

Так и пяти бы ты дней подряд не провел, потому что
Образ жизни такой ведь довольно-таки надоедлив:
Нам удовольствие в том, что с нами бывает не часто.

Образ жизни, описанный в 11-й сатире от лица автора, и обед, которым он собирается угостить своего столичного приятеля, указывают отнюдь не на бедность, а на зажиточность хозяина. В меню угощения входят: откормленный молочный козленок, горная спаржа, крупные только что снесенные яйца, виноград, умело сохраненный свежим еще с осени, груши, не только из Лация, но и сигнийские, т. е. лучшего сорта, яблоки не хуже пиценских:

Некогда это считалось роскошным обедом у наших
Первых сенаторов.

(ст. 77-78)

Этим Ювенал хочет доказать, что и в его время можно прекрасно, спокойно и беззаботно жить римлянам, которые обеспечены достаточной земельной собственностью, рабами и т. д. и чужды соблазнам столичной жизни.

Следует заметить, что нет никакой принципиальной разницы в идейных установках 3-й и 11-й сатир. Так что, если даже допустить, как это обычно делается, значительный хронологический промежуток между временем сочинения этих двух сатир, все равно необходимо признать, что обе они выражают одну и ту же основную мысль.

Сатира 12-я дает как бы дополнительную иллюстрацию к той картине мирной сельской жизни, какая нарисована в 11-й сатире.

По тем данным, какие можно извлечь из этих трех сатир, и по некоторым указаниям биографий Ювенала мы имеем право заключить, что Ювенал обладал полной возможностью жить той жизнью, которую он с таким вкусом описывает в сатире-послании Персику, убеждая его в своей полной искренности (11, 56 сл.).

Эта 11-я сатира очень интересна противопоставлениями условий жизни в Риме и вне его.

В Риме, говорит Ювенал, все покупается на рынке, а в имении "Блюда у нас... не с рынка мясного" (64), но из своих запасов; в Риме не хотят обедать за столом с ножками не из драгоценной слоновой кости, а у Ювенала самая скромная обеденная утварь (120 сл.); в Риме разрезают мясо специалисты, прошедшие школу резания, но вороватые, — у Ювенала режут мясо простые деревенские рабы, пусть и неловкие, но зато честные (136 сл.); римские рабы — иноземцы из какой-нибудь Фригии или Ликии, разряженные и развращенные, в имении Ювенала рабы свои, деревенские, природные латиняне, одетые в простое, но добротное платье и чуждые всякого разврата (145 сл.); развлечения за обеденным столом в Риме и в сельской тиши тоже совершенно разные: там развлекают хозяев и гостей непристойно извивающиеся танцовщицы, тут обедающие наслаждаются, слушая "Илиаду" и произведения Вергилия (162 сл.); в Риме все отравляют заботы о деньгах, постоянные измены развратных жен, рабы, которые все портят, и особенно неблагодарные друзья, а за столом у Ювенала нет никаких такого рода забот, потому что дома все спокойно и целомудренно (185 сл.); в Риме постоянная суматоха: празднества в честь Кибелы, цирковые состязания и т. п., в усадьбе сельская тишина и покой, можно погреться на солнышке, не спеша пойти в баню и т. д. (193 сл.).

Но эта сельская жизнь, с таким мастерством описанная Ювеналом, все-таки не удовлетворяла его. Его тянуло в суматошный, беспокойный и развратный Рим, нравы которого он так беспощадно бичует и ярко описывает в начальных сатирах своего сборника. Ювенал превосходно знает Рим, но не находит в нем ничего, что бы не возбуждало его негодования. Он вмешивается в толпу клиентов, наблюдает разорение родовитых римлян и полный упадок старинной республиканской "доблести", проникает в дома высшего римского общества, с горечью и отвращением описывая разврат, царящий в столице, слушает декламации скучнейших, безжизненных и надутых поэм на мифологические сюжеты, с ужасом смотрит, как заполняют Рим и завладевают им всевозможные чужестранцы, сознает, что Рим гибнет, забыв заветы суровых предков, но не может предложить никаких мер против очевидного для него общественного бедствия. Все у Ювенала сводится к восхвалению старых республиканских идеалов и к тому, что (2,1)