Степа вышел из подвального зала наверх на улицу покурить и проветриться — уж больно водка у них сильная была — тоже, наверно, военная. Поздний вечер. Рядом еще какой-то огонек светится. Оказалось, Стелла из Челябинска-30. Слово за слово, пошли они с ней прогуляться вокруг здания, потом спрыгнули в какое-то углубление с черным окном и начали целоваться, а потом и это самое. Она говорит: «Смотри, это окно в кладовку, а в кладовке дверь приоткрыта — прямо в банкетный зал выходит. Видишь,
Оправились и врозь вернулись в зал. Она на него время от времени посматривает — тайна у них. Потом минут через пятнадцать в танце как бы невзначай приоткрыла ту дверь в кладовую чуть пошире, а ему глазами на выход показывает. Ну и еще раз они туда сходили. Разум у нашего героя совсем уже помутился. Вскоре свадьба стала разъезжаться. Их (Степу-Артура и Ольгу) жених с невестой к родителям жениха забрали догуливать в двухкомнатную квартиру. Артур, значит, как в прихожую вошел, сразу на вешалке ему зеленое пальто Стеллино в глаза кинулось. Он тут же бегом в ванную — проверять, как она изнутри закрывается. Уж неизвестно, чего он там себе вообразил. Жених с невестой ушли в маленькую комнату пятьсот тридцать первую брачную ночь праздновать, полковник-папа с мамашей улеглись на единственной диван-кровать, а для старшего лейтенанта Лени, его жены Стеллы, Оленьки и Артура в хлам пьяный Леня надул водочным перегаром четыре надувных матраца. Степа боялся, что они взлетят к потолку, и придавил их тяжелыми книгами. Матрацы уперлись «головами» в диван-кровать, свет был потушен, и началась оргия. Артур со Стеллой меняли позиции, орали. Бегали в ванную, снова меняли позы…
— Ну, это, наверное,
Мама — словами: «Нехорошо до свадьбы-то!»
Папа — словами: «Подождали б, черти, до дому!»
Леня — словами: «Вы бы потише!»
Молодые из другой комнаты — словами: «Во дают ребята!»
В общем, утром он просыпается от жуткого хотения в туалет. Еще не открывая глаз, понимает, что сотворил нечто ужасающее и непоправимое. И постепенно обрывки вчерашней ночи всплыли в памяти. Это был УЖАС. Артур приоткрыл правый глаз и увидел, что находится в комнате один, заботливо прикрытый вторым одеялом, а его вчера в таком беспорядке разбросанная одежда аккуратной стопкой сложена на стуле чьей-то твердой рукой. Дверь в коридор плотно закрыта. За ней угрожающая тишина. Он быстро представил себе трех громадных солдафонов, выпирающих из голубых маек, как Калининский проспект из Старого Арбата, молчаливо и тупо дожидающихся у кухонного стола, пока их жертва проснется. Терпеть больше не было мо́чи. Артур решил проскочить в туалет, а заодно и глянуть — нельзя ли незаметно отвалить.
Уже из туалета услышал с кухни тихую музыку, стук ножей, звон бутылок — обычные звуки накрываемого стола. Вышел — будь что будет.
Вся команда его приветствовала по-своему: мужики по спине треснули одобрительно и подмигнули, мама погрозила пальчиком, а дамы опустили глаза.
Ничего не понимая и еще не веря, что останется жив, наш ловелас врезал две рюмки водки с селедочным маслом и поехал с Оленькой на такси домой.
Теперь-то понятно, что случилось? Военная мама решила, что это будущий родственник Артур
— Единственный трезвый, кто был в полном курсе, — это Оля, — резюмировал понурившийся донжуан, — нам пришлось расстаться.
— А что же она, сука, тебя не удержала?! Видела-слышала, а не удержала. Выпил мужик — что ж тут такого?! Это с ее стороны подлость. За это бросать надо! — горячился принявший историю близко к сердцу Сарай.
— Я ее и бросил, — тихо сказал Артур. — Оленьку бросил, то есть она — меня.
Вот так Артур! Прямо Шекспир какой-то, а не Артур!
Он, правда, разъяснил потом, что пригласил эту Олю к себе для последнего и серьезного разговора, в котором собирался каяться и прощения просить, но она не пришла. Он стол накрыл, цветов купил, а она не пришла. Он ждал, сидел — глаза все проглядел, а она не пришла.
— Индо очи глядючи проглядела блядючи, — подморгнув, подсказал беспринципный Сарай.
— Зря ты смеешься. Ее просто, оказывается, тогдашняя лифтерша не пустила — сказала, что меня дома нет. Я ей потом такой скандал закатил, а она на своем стоит: «Намазана да расфуфырена — не пара она тебе, Степан, сам благодарить будешь!» — Ну что было с ней, со сволочью, делать?! А может, и правда — все к лучшему?