Ерлич, православный, но полуополяченный шляхтич и помещик, с ненавистью относится к Хмельницкому и восставшим казакам. В том же роде встречаются разные известия у Альбрехта Радзивилла в его Pamietnikax (т. II). Из них между прочим узнаем, что воротившиеся из Москвы польские послы Кисель и Пац отдавали в сенате отчет о своем посольстве с большими насмешками над москалями. Он сообщает об измене русских людей при взятии казаками городов Полонного, Заслава, Острога, Кореца, Менджижеча, Тульчина, об избиении шляхты, мещан и особенно жидов; его Олыка также изменой его подданных попала в руки казаков. Он перечисляет их бесчинства, жестокости и кощунства над католическими костелами и святынями; причем приводит пророчество одного умиравшего мальчика: quadragesimus octavus mirabilis annus. О сильном приливе посполитых и горожан в войско и новых реестровых полка, у Самовидца (с. 19–20). Коховский называет 17 казацких легионов, но перечисляет 15, а при упоминании имен полковников выходит у него некоторое разногласие (с. 115). У Грабянки перечислены 14 полков с полковниками после Зборова (с. 94). «Реестра Войска Запорожского», составленная также после зборовского договора, приводит 16 полков (Чт. Об-ва ист. и древн. 1874. Кн. 2). В Актах Юж. и Зап. России (Т. 7. № 33) также после Зборова «полков у гетмана учинено шестнадцать», и тут они перечислены (на с. 351) с именами полковников; Иван Богун начальствует двумя полками, Кальницким и Черниговским.
7
О посольстве Смяровского и его убиении у Ерлича (с. 98). Памятники. I. Т. III. С. 404 и 429. Ksiega Михайловского. № 114 и 115. Рукописный сборник из библиотеки гр. Хрептовича (с. 239), где переписка гетманов коронных и короля с Хмельницким. Ibid, русская песнь латинскими буквами о Богдане Хмельницком, под 1654 г. (с. 277). Осада Збаража: Коховский, Твардовский, Юзефович, Самовидец и Грабянка. О шляхтиче, пробравшемся к королю, говорят Твардовский и Грабянка, но разнятся в подробностях. Грабянка называет его Скретуский (с. 72). По Твардовскому и Коховскому, Хмельницкий употребил при этой осаде по московскому обычаю гуляй-город для приступа к валам, но неудачно; упоминаются мины и контрмины. Юзефович считает под Збаражем только 12 000 поляков, а казаков и татар 300 000! Переписка короля, хана и Хмельницкого под Зборовом в Памятниках. Т. I. 3. № 81–85.Зборовский договор в СГГ и Д. Т. 3. № 137. (Тут польский текст и русский перевод не всегда точный.) Некоторые известия о Збараже и Зборове в Актах Юж. и Зап. России. Т. 3. № 272–279, особенно № 301 (Донесение Кунакова об осаде, битве и договоре, свидании короля с ханом и Хмельницким, который будто бы при этом свидании обошелся с королем гордо и сухо, потом о негодовании холопов на Хмельницкого за договор, на основании чего Кунаков пророчит возобновление войны) и 303 (отписка путивльских воевод о тех же событиях и зборовских статьях). Т. 10. № 6 (также о сих статьях). Архив Юго-Зап. России. Ч. II. Т. I. № XXXII. (О возвращении православных церквей и духовных имений на основании Зборовского договора.)
В подробностях о поражении под Берестечком, бегстве хана и Хмельницкого источники немало разноречат. Некоторые польские авторы говорят, что хан задержал у себя Богдана как бы пленником (см. Буцинского. С. 95). То же повторяет записка подьячего Григория Богданова (Акты Юж. и Зап. России. Т. 3. № 328. С. 446). Но украинские летописцы, например Самовидец и Грабянка, ничего подобного не говорят. Также и полковник Семен Савич, посланец гетмана в Москве, ничего не говорит о насильственном задержании Хмельницкого (Акты Юж. и зап. России. Т. 3. № 329). Достовернее, что Хмельницкий сам не захотел без татар вернуться к своим полкам. А хан, судя отчасти по тем же источникам, объяснял свое бегство просто паникой. Но г. Буцинский указывает известие одного украинского писателя, по которому хан бежал, усмотрев измену ему со стороны казаков и Хмельницкого, и на этом единственном основании полагает, что подозрение хана было не безосновательно (93, 94. Со ссылкой на «Краткое историческое описание о Малой России»). Современный план битвы под Берестечком, сохранившийся в портфеле короля Ст. Августа, приложен к первому тому у Бантыш-Каменского.