ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

М.Н. Тихомиров стремился всегда «привязывать источник к местности». Работая над книгой «Древнерусские города»; он посетил большую часть и городов, и городищ, и для того, чтобы самому не сделать топографических ошибок, и для того, чтобы обнаружить их в источнике. Обратившись к «повестям о Куликовской битве», он сразу усомнился в цифрах, указанных летописями: 100— 150 тысяч русской рати и вдвое больше татарской. Его не покидала мысль поехать на Куликово поле и подсчитать, какое количество воинов могло на этом поле разместиться. Он приводил примеры: в Столетней войне, приходившейся на это же время, в битвах было задействовано всего по несколько тысяч воинов.

М.Н. Тихомиров прав в своем сомнении: Куликово поле обозначенных в летописях масс воинов не могло бы принять, тем более что войско кочевников было обычно конным. Но в больших битвах войско обязательно рассредоточено, прикрывая тылы, фланги и т.п. И в Куликовской битве важная роль отводилась Засадному полку, возглавлявшемуся одним из лучших полководцев московского князя — Боброком-Волынским. В.А. Кучкин предложил небезосновательную гипотезу, что битва вообще начиналась не на Куликовом поле: здесь она только завершалась. Другое дело, что все население «Великого Владимирского княжества» в это время не превышало полутора миллионов («15 туменов» — 150 тысяч, указываемых ордынскими источниками, — это, видимо, «численные» люди). Кроме того, как показал М.Н. Тихомиров, лишь менее половины городов и княжеств поставили своих отряды на Куликово поле — не было тверичан, новгородцев, нижегородцев и представителей ряда других земель, а появление ратей из этих земель в позднейших редакциях источников о Куликовской битве носит явно тенденциозный характер. Так что численность русской рати была явно меньше 100 тысяч и, видимо, насчитывала около 70 тысяч воинов.

Численность монгольских войск во всех источниках определялась сотнями тысяч. Исследователи обычно не верят, считая их преувеличенными (по Л.Н. Гумилеву, цифры преувеличены вдесятьраз). Но имеется одна бесспорная цифра от близкого Куликовской битве времени: в 1391 г. против Тохтамыша Тимур выставил 200 тысяч воинов. Видимо, примерно столько же, но не больше мог привести и Мамай на Куликово поле. Напомним, что других специальностей, кроме воинской, монголы и другие степняки в большинстве и не знали, — они войной кормились.

М.Н. Тихомиров поставил задачу выделения различных и разновременных редакций источников, рассказывавших о Куликовской битве. И начинать необходимо было с выявления летописей, содержащих древнейший рассказ о событиях. Он указал в этой связи на Симеоновскую летопись, отражающую в части до 1390 г. Троицкую летопись я Рогожский летописец. Повествование названных летописей немногословно, но цельно. В нем не видно явных сокращений или вставок. Особенностью рассказа является отсутствие упоминаний в нем имен Владимира Андреевича и Олега Рязанского, а о союзе Мамая с литовским князем Ягайло (ок. 1351—1434), сыном Ольгерда, летописи говорят глухо.

Впрочем, в летописях есть противоречия, касающиеся событий, развернувшихся уже после собственно битвы, и эти противоречия связаны с отношениями между Москвой и Рязанью. Уже после окончания рассказа о битве и сообщения о том, что «Дмитрий Ивановичь с прочими князми русскими... став на костех... и возвратися оттуду на Москву», появляется дополнение: «Тогда поведаша князю великому, что князь Олег Рязанский посылал на помощь Мамаю свою силу, а сам на реках мосты переметал. Князь же великий про то въсхоте на Олга послать рать свою. И все внезапу приехаша к нему князи рязанстии и поведоша ему, что князь Олег поверг свою землю, да сам побежал и с княгинею и з детми и с бояры и с думцами своими и молиша его о сем, дабы рати на него не слал, а сами ему биша челом и рядишася у него в ряд. Князь же великий, послушав их, и прииме челобитье их и не остави их слова, рати на них не послал, а сам поиде в свою землю, а на Рязаньском княжение посади свои наместники».

Скорее всего, это позднейшая вставка, о чем свидетельствуют повтор, в данном случае это «вторичное» возвращение московского князя в свою землю. И далее повторено также о бегстве Мамая с поля битвы. Последующие добавления (или извлечения из иного источника) ставят перед исследователями обычную проблему: соответствуют ли добавления действительному положению вещей или отражают чью-то заинтересованность «подправить» историю в условиях иной «современности»? Еще А.Е. Пресняков обратил внимание на то, что известие о рязанском посольстве в Москву «вызывает недоумение как потому, что не дополнено указанием, куда бежал Олег, когда и при каких обстоятельствах вернулся, так и потому, что при такой неполноте фактических сведений оно представляется несогласимым с договорной грамотой 1381 г.» (имеется в виду договор Москвы и Рязани, касающийся главным образом размежевания владений).