Московские летописи начинают описания событий сразу с грозы, которая пугает только Витовта и его войско: «Яко и живота сущим с Витовтом отчаатися, а он сам за столп шатерный ухватився, начат во-пити: «Господи помилуй», стоный, трясыйся, мня ся уже землею по-жрен быти и в ад внити». Стихла буря, и теперь явился к нему упомянутый московский посол Лыков якобы от Василия Васильевича, упрекающего деда за разорение его отчины. Псковичи, согласно псковским летописям, готовясь к обороне, пожгли посады. Витовт потребовал с них 3 тысячи рублей откупа, но в конце концов сошлись на одной тысяче. Некоторые промосковские летописи, опять-таки выдавая желаемое за действительность, сообщают, что псковичи и вовсе не отдали обещанного. Но в псковских летописях сказано даже о сроке, когда эта тысяча должна была поступить в Вильно. Ранее, чем отвезти «серебро», псковичи снова обратились в Москву, на сей раз к Василию Васильевичу, дабы «послал своих бояр к деду своему князю Витовту, и вдарили бы челом за пскович». Но «бяше ему тогда брань велика с князем Юрьемь, стрыемь своим, о великом княжении». Тем не менее внук Витовта, а точнее стоявшее за ним боярство, на сей раз содействие пообещал. В Псков прибыло московское боярство, которое вместе с псковичами повезли «серебро» Витовту. Присутствие московских бояр в составе посольства ничего не дало. Литовский князь «поганый, немилостиво имеа сердце, сребро взя, а пленных на крепости посади», позднее их пришлось выкупать за дополнительное «серебро».
В 1428 г. Витовт двинулся на Новгород. Новгородцы обратились за помощью к псковичам: «И псковичи отрекоша: как вы нам не помогосте, так и мы вам не поможем». Обычный, очевидный порок времен раздробленности. И весьма значимое следующее сообщение псковской летописи: «
А князь великий тогда Василий Васильевич к деду своему князю Витовту и крест поцелова, что ему не помогати по Новегороде, ни по Пскове». Так Москва рушила с трудом завоеванное в XIV столетии право представлять всю Северо-Восточную Русь, по существу полностью капитулируя перед литовским князем. Неудивительно, что в этой ситуации тве-ричи участвовали в осаде Порхова (новгородский «пригород» в верховьях Шелони), где развертывались основные боевые действия. Это вытекало из «докончания» 1427 г. тверского князя Бориса Александровича, фактически признавшего себя вассалом литовского князя. Новгородцы откупились огромными суммами (по разным сведениям от 10 до 15 тысяч рублей), что легло тяжелым бременем на все население принадлежавшего новгородцам Севера Руси и зависимых от них народов.Как и в эпизоде с обороной Опочки, московские летописи проявляют антилитовские настроения, вводя, может быть, и современные фольклорные сказания. Так, сообщается, что под Порхов Витовт пришел, имея «и пушки, и тюфяки, и пищали». А одну пушку, именем «Галка», возили посменно — до полдня и после — по сорок коней. Мастер этой пушки немец Николай похвалялся перед Витовтом, что может сокрушить каменные укрепления города и находящуюся в городе церковь Николы. И действительно, ядро пробило стену крепости и стены церкви, пролетело на другую сторону города и там убило полоцкого воеводу и многих литовцев и их коней. Священник же церкви Николы, совершавший литургию, остался цел и невредим. Сам мас-тер-немчин был разметан, видимо, из-за разрыва пушки, так что ни тела, ни костей его не нашли. Все эти «патриотические» сказания поначалу, видимо, передавались изустно и лишь на каком-то этапе попали на страницы летописей. Пока же антилитовские силы находились в глухой обороне.
Как видно из упомянутого сообщения псковских летописей, после замирения в 1425 г. Юрий Галицкий пытался бороться за Москву еще в 1427 г. Но соотношение сил было явно не в его пользу, и в 1428 г. он заключает «докончание» с племянником, в котором отказывается от притязаний на «великое княжение», однако не отступая в остальном от завещания Дмитрия Донского.