ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая.

Некоторые данные об изменениях в настроениях и Фотия, и московского князя по отношению к Литве и Витовту проявляются в загадочных недоговоренностях летописей. В свое время A.A. Шахматов предположил, что в основании летописания XV в. лежит «Полихрон Фотия» 1418 г. Авторитет Шахматова и до сих пор удерживает эту гипотезу в построениях историков и филологов, хотя и обоснованные сомнения в ее правомерности тоже высказывались неоднократно. А одной из значимых «жертв гипотезы» явился сын Василия Дмитриевича — Иван. Он упомянут в первой духовной великого князя в 1406 г. в качестве наследника, когда Ивану было 10 лет (он родился, согласно летописи, в 1396 г.). А затем летописи его не упоминают, и большинство историков, вслед за Карамзиным, полагают, что мальчик скончался в детстве. Между тем одно уникальное известие имеется в Тверском сборнике под 1416 г. Здесь сообщается, что «на Москве, месяца генваря 31 день, князь великый Василей Дмитриевичь жени сына своего князя Ивана у князя Ивана у Пронского». (Иван Владимирович Пронский упоминается летописью также под 1408 г. в связи с усобицами в Рязанской земле, причем симпатии летописца на стороне пронского князя). Традиционная политика московских князей — поддерживать удельных князей «великих княжений». Но почему об этом весьма значительном с точки зрения Московского великокняжеского стола событии ничего не сообщили летописи, восходящие к пресловутому «Полихрону Фотия»? Свидетельством современности записей является, как говорилось выше, указание точных дат, а на место записей обычно указывает фиксация современных событий, относящихся в Москве прежде всего к фактам внутрисемейной (рождения и кончины, браки детей) и внутри- и внешнеполитической жизни. Первого около 1418 г. вообще нет, а о другом могли писать и со стороны, и по воспоминаниям.

Фотий под духовными Василия Дмитриевича подписывался по-гречески, и нет данных о том, успел ли он и захотел ли выучить русский язык. Летописания разных княжеских центров он, конечно, не знал и никакой «Полихрон» составить не мог. Если же верны наблюдения о причастности Епифания Премудрого к канцелярии Фотия, то и в канцелярии никаких летописей не было. Именно поэтому Епифаний столь значительно расходился в своих воспоминаниях с летописными данными.

Особое внимание в летописях к родившемуся в 1415 г. Василию, сыну Василия Дмитриевича, связано с будущей ролью этого князя и отражает летописание 30 — 40-х гг. XV в., т. е. годы феодальной войны. А кончина Ивана Васильевича (в летописях, восходящих к гипотетическому «Полихрону») почему-то не отмечена. В них говорится о кончине другого Ивана Васильевича — князя суздальско-нижегородского, сына Дмитрия Константиновича. В некоторых списках в первоначальном тексте упоминался именно внук Дмитрия Донского, но текст правили, устраняя упоминание о нем. Однако летописи Никаноровская и Вологодско-Пермская, восходящие к Московскому своду 70-х гг. XV в., 1417г. начинают сообщением о кончине сына московского князя. Сообщением о кончине «вят-шего» (т.е. старшего) сына московского князя открывается 1417 г. и в Псковской Третьей летописи. Имеется известие и в Новгородской Первой летописи, также независимой от московского летописания. В ряде летописей специально отмечается, что речь идет о нижегородском князе. Но, видимо, в позднейших летописях и списках летописей смешивают двух одноименных князей. И для различения их важны две детали: одна — князь умер по пути из Коломны в Москву. Коломна же, по духовной московского князя 1406 г., передавалась во владение сына Ивана, где, следовательно, и находился его удельный стол. Другая деталь — князь был похоронен в храме Архангела Михаила, в котором хоронили только московских князей.

Самая большая загадка — почему столь значительное событие отмечено только в летописях, сохранявшихся на периферии? Казалось бы, промосковские летописи должны были дать хотя бы некролог. Но ничего подобного в летописях нет. Кончина же Ивана объясняет, почему Василию Дмитриевичу в июле 1417 г. потребовалось писать вторую духовную, в которой он двухлетнего сына Василия оставляет на попечении супруги Софьи Витовтовны. В позиции московского князя и митрополита Фотия в этот период намечается изменение отношения к Литве. Может быть, на старшего сына делали ставку московские бояре — противники литовского князя ? На этот вопрос, видимо, не ответить, но факт замалчивания кончины наследника сам по себе говорит о многом.