Едва ли какой-нибудь государь был несчастнее Василия Иоанновича! Все его добрые намерения не имели успеха, все, что он думал сделать полезного для своих подданных, было не понято ими; все, чем он хотел улучшить их состояние, было дурно принято ими. Например, насмотревшись на ужасное тиранство времен Иоанна Грозного и Бориса Годунова, Шуйский хотел избавить от него Русских на будущее время и дал им новые права и преимущества.
Но что же? Он угодил этим только тем боярам, которые были властолюбивы и желали наслаждаться неограниченной свободой; все же прочие, привыкшие к самодержавной воле своих государей и, может быть, испытавшие, как опасна излишняя власть вельмож, были недовольны новыми постановлениями и говорили, что царь от страха к боярам дает им такую волю. И сам народ, имея в течение одного года четвертого государя, уже не чувствовал прежнего уважения к этому священному званию, и чтобы снова возвратить ему всю его важность и достоинство, нужен был государь смелый, решительный, одаренный необыкновенными способностями. Шуйский не имел их и отличался только чрезвычайной твердостью в перенесении своих несчастий. К тому же он был очень скуп, не любил веселостей, и два торжества, бывшие при нем — коронование и потом его свадьба с молодой княжной Марией Петровной Буйносовой-Ростовской — праздновались так тихо, так скучно, что нашлось много людей, которые пожалели о пышных и веселых пирах самозванца.
Однако все это не принесло бы много вреда Василию, если бы не было главной причины всех его несчастий, истреблявшей всякое доброе расположение к нему Русских. Эта причина заключалась в чрезмерной любви народа не только к самому Дмитрию, но даже к одному его имени! Целый год царствования обманщика, унижение, испытанное при нем, наконец, мощи святого младенца, перенесенные при Василии Иоанновиче из Углича в Москву и открыто поставленные в церкви Михаила Архангела, еще недостаточно убедили легковерных, и почти все они готовы были снова с радостью встретить первого пришельца, которому вздумалось бы назвать себя Дмитрием. Успех же Отрепьева не мог не внушить и другим злодеям желания подражать его дерзости. Итак, новые самозванцы стали являться в самом начале царствования Шуйского. Опаснейший из всех их был тот, которого опять прислали нам Поляки. Эти наши непримиримые враги, мстя Шуйскому за своих соотечественников, убитых в Москве вместе с Отрепьевым, поклялись во что бы то ни стало отнять у него престол. Прежде всего они старались сделать Василия ненавистным народу: увеличивали все его недостатки, представляли в дурном свете все его хорошие качества, говорили даже, что он не может называться законным государем, потому что выбран одной Москвой, а не всеми Русскими областями. (Василий Шуйский был избран через два дня после мятежа в Москве. Узнав о его избрании, все другие области охотно последовали примеру Москвы и присягнули ему как законному государю.) Вместе с этим они распространили слух о том, что во время мятежа в Москве был убит не Дмитрий, а один из придворных, походивший лицом на него; сам же он успел уехать и скрывается теперь в Польше, у своей тещи, в Самборском замке. Люди легкомысленные, всему верившие, ветреники, полюбившие беспрестанные перемены в правлении, злодеи, надеявшиеся пользоваться такими переменами, с жадностью слушали эти рассказы; нашлись даже дерзкие смельчаки, которые начали набирать войско и с ним покорять города именем царя Дмитрия.