Как только Поляки, уже более двух лет разорявшие Россию с Тушинским самозванцем, узнали о новых распоряжениях Сигизмунда, то вместо того, чтобы покориться воле своего короля, многие из них остались защитниками Лжедмитрия и смело пошли против Сигизмунда. Таким образом, наше бедное Отечество должно было видеть не только междоусобную войну своих собственных сынов, но и кровопролитные ссоры чужеземцев! Сигизмунд уже осаждал Смоленск; Тушинский вор вместе с недостойной Мариной гордился своими последними успехами в Калуге, в то время как князь Скопин разогнал из Тушина остатки Поляков и Русских изменников.
Довольный счастливыми успехами, относя их не к себе, а к чудесной помощи Бога, надеясь довершить избавление Отечества и изгнать из Смоленска Сигизмунда, из Калуги самозванца, молодой герой был в это время счастливейшим человеком в мире. Благодарный народ в порыве признательности называл его не иначе, как отцом Отечества, своим возлюбленным Михаилом! Радостные восклицания встречали и провожали его везде, где он показывался. Не любя Василия Иоанновича и приписывая ему все свои несчастья, Русские — иные шепотом, другие громко — говорили, что никто больше Михаила не заслуживает чести быть царем России и что старый, никакими достоинствами не отличающийся дядя должен уступить престол молодому, храброму, великодушному племяннику, обещающему столько славы Отечеству. Рязанские дворяне осмелились даже торжественно предложить корону Скопину через своего наместника, думного дворянина Ляпунова.
Бескорыстная, великая душа героя, нелицемерно уважавшего несчастного дядю, содрогнулась от гнева при таком предложении. Он с твердостью отверг его, и только слезы и раскаяние спасли от наказания дерзких Рязанцев.
Велик был Михаил, любезные читатели, в эту минуту, лучшую в его жизни! Редко встретите вы в истории царей и царств человека, который отказался бы от престола и отказался бы так искренно, не только не пожалев, но даже не подумав ни одной минуты о великости того счастья, от которого отказывался. Больше того: его невинная душа даже и не понимала, как могло что-нибудь быть выше того счастья, каким он наслаждался, спасая свое Отечество и видя радость и веселье народа, бывшего еще так недавно печальным и близким к отчаянию!
Со сладостным ощущением этого счастья, с самым чистым намерением посвятить свою жизнь милой родине молодой князь вместе со своим другом Делагарди въехал в Москву, где его встретили с различными чувствами: народ — с неописуемым восторгом, дядя — с притворной радостью: он узнал о предложении Рязанцев и уже боялся великодушного князя, слишком любимого всеми Русскими.
Этот страх в Василии возбудил его брат — князь Димитрий Шуйский, надеявшийся быть со временем наследником престола и потому ненавидевший Скопина. С каждым днем больше и больше пугал он брата своими подозрениями, так что царь, хотя и знал, что надо как можно скорее послать помощь к осажденному Смоленску, все еще не мог решиться поручить опять войско Михаилу и, чтобы его медлительность не была заметна, старался отвлечь племянника от его цели пышными праздниками. Беспрестанно кто-нибудь из бояр давал пир в честь избавителя, и на одном из них — на обеде у Димитрия Шуйского — молодой князь вдруг занемог, и через несколько часов его прекрасная душа вместе с лучшими надеждами России отлетела на небо!
Невозможно описать ужас Москвы! Как только страшная весть о неожиданной кончине Михаила разнеслась в столице вместе с рассказами о том, что его болезнь случилась в ту самую минуту, когда он выпил кубок вина, поднесенный хозяйкой дома, княгиней Екатериной Шуйской, — народ с отчаянием и яростью бросился в дом царского брата, и Димитрий едва спасся от смерти благодаря воинам, присланным от государя. Усмиряя народ, старались его уверить, что молодой князь скончался естественной смертью, но немногие верили этому, и почти все подозревали, что в вино, поднесенное знаменитому гостю, был положен яд.