Ошибки Анны Леопольдовны стали еще непростительнее с тех пор, как она лишила своего доверия и второго из своих умнейших советников, графа Остермана, и начала во всем следовать наставлениям своего нового любимца, Саксонского посланника, графа Линара. Такие беспорядки не могли не встревожить людей, истинно преданных Отечеству. К ним присоединились еще некоторые иностранцы, желавшие для выгоды своих государств перемены в Русском правительстве. Это были по большей части Французы и Шведы. Первым нужно было отвратить Россию от участия в делах Австрийцев, которым от всей души хотела помогать Анна Леопольдовна; вторые все еще не теряли надежды возвратить области, завоеванные у Швеции Петром Великим, и думали, что Елизавета из благодарности к их усердию осуществит эту надежду. Между ними главными действующими лицами были Французский посланник маркиз Де Ла Шетарди и домашний доктор великой княжны, Лесток. Они-то больше всех заботились о ее восшествии на престол: первый не только составил план действий против правительницы, но даже доставлял Елизавете Петровне значительные суммы денег, нужные на расходы в таком случае; а последний, находясь безотлучно при цесаревне, ободрял ее в те минуты, когда робость и нерешительность овладевали ее душой.
По общему совету обоих прежде всего надо было склонить на свою сторону гвардейские полки, и Елизавете нетрудно было сделать это: солдаты любили в ней дочь Петра, и каждый, кому открывали ее намерение принять правление, радовался и готов был жертвовать жизнью за матушку Елизавету. Двенадцать гренадеров Преображенского полка были первые, узнавшие об этой новости; они начали потом уговаривать своих товарищей и поступали в этом случае так неосторожно, что только одна непонятная беспечность правительницы была причиной того, что предприятие не открылось. Сам Де Ла Шетарди и особенно Лесток были еще более неосторожны, чем Преображенцы: последний так открыто говорил везде о своих замыслах, что в скором времени все подробности его стали известны графу Остерману, который, несмотря на то, что был уже в немилости у правительницы и жестоко страдал от болезни, принимал еще живейшее участие в судьбе наследников Анны Иоанновны и, испугавшись опасностей, которые угрожали им, приказал перенести себя на носилках во дворец и здесь с большим страхом рассказал Анне Леопольдовне все, что готовилось против нее.
Но удивительно было невнимание к нему великой княгини! Может быть, по воле Божией, оно нужно было для того, чтобы передать престол России знаменитому поколению Петра; как бы то ни было, только Анна Леопольдовна все время, пока говорил Остерман, занималась новым платьицем, сделанным для малютки-императора, и, когда огорченный министр кончил свою речь, она вместо ответа с восхищением показала ему это платье и не переставала хвалить его цвета и покрой. С таким же равнодушием принимала она предостережения и других своих приверженцев и всем им отвечала только то, что она уверена в добром расположении к ней великой княжны, вовсе не помышляющей о престоле.